Я верю и о встрече лишь молю.Быть может, без меня сейчас тоскуешь,
Не слыша каждый день мое «ЛЮБЛЮ».
Этот катрен чрезвычайно важен для того, чтобы взволнованно проследить, как Хазанский строит свой поэтический мир.
Во-первых, он идеально чувствует, где в пятистопном ямбе сделать цезуру, чтобы читатель ощутил живое дыхание живого человека.
Во-вторых, он строит свою речь предельно фонетически плавно, не случайно чередуя гласные и согласные, а бережно вслушиваясь в них.
В-третьих, его рифма фантастически конструктивно точна, именно за счет этого достигается законченность силлабо-тонической конструкции, возникает ощущение формального совершенства.
Все просто, как все гениальное. Попробуй повтори.
Книга называется «Артефакты Судьбы». В этом названии также прячется некий конструктивный принцип. Эта книга не просто набор стихотворений – это путь, который автор проходит с читателем, увлекательная экскурсия, где вместо экспонатов мы знакомимся с переживаниями высочайшего накала.
В такой конструкции трудно переоценить важность финальной точки. К ней все стремится, она и суть, и итог. Уверен, что неслучайно в конце книги Хазанский помещает цикл «Дорожные Хроники – 2017. Три письма. Поезд «Сапсан». Москва – Санкт-Петербург».
Два русских города во вселенной русской поэзии незаменимы. И путь между ними – это путь без конечной точки, то есть путь в бесконечность и смысла, и мыслей. Таким образом, концовка у сборника классически открытая, но в этой открытости нет двусмысленности, в центре ее – лирический герой и его судьба.
Цикл построен на очень конкретных деталях, иногда почти бытовых, но от каждой детали тянется шлейф подтекста, придающего стихотворным строкам нужную глубину:
Вагон опять смутил меня –
Флюиды прошлого:
Печаль о тех далеких днях
И мыслей крошево.
…Что ж, снова ждет меня перрон –
Все тайны выданы.
Пока, мой старый друг, вагон!
Скучай! Увидимся!
Какие еще чудесные откровения сулит нам этот том?
В нем существуют одновременно многие жизненные истории, точка видения все время смещается: то автор в гуще событий, то философски от них отстраняется. Есть и заметная литературоцентричность, явные цитатные отсылки.
Пригвожден – не железом, а временем.
И раздавлен – не массой, а случаем.
То, что есть в нашей жизни, не ценим мы –
Лжем себе, будто может быть лучшее.
Ожидания язва жестокая
Нас терзает своей обреченностью.
Среди близких людей одинокие,
В круг ошибок своих заключенные.
Пригвожден – не железом, а временем.
И раздавлен – не массой, а случаем.
Он – изгой среди чуждого племени:
Прошлым жить – нет печальнее участи…
Вот ярчайший пример переосмысления блоковского «Я пригвожден к трактирной стойке». Все сделано тонко, со вкусом. Линии Блока развиваются, трансформируются в современном мышлении, но сохраняют свою суть. Нет никаких сомнений, что поэтическая родословная у Хазанского самая что ни на есть благородная.
Лирическая насыщенность этого сборника не оставляет никаких сомнений в подлинности стихотворных замыслов и их воплощений. У Хазанского не найдешь чрезмерного надрыва, биения себя в грудь. Вся его чувственность – в движении к сердцу читающего. Автор рисует образ, ему важно не фраппировать, а заставить сопереживать.
Почва выбита из-под ног,
Маяки превратились в дым.
Мир иллюзий, надежд, тревог
За мгновение стал чужим.
Белый лист или пустота?
Остановка? Финал пути?
Или в новую жизнь старт,
Чтобы прошлое отпустить.
Здесь помимо тона стоит отметить ритмические колебания. Автор подстраивает ритм под нервную поступь человека, которому некуда идти. Вся картина становится зримой и выпуклой, даже не нужно специально что-то представлять, только вслушаться и всмотреться.
Поэт Хазанский не представляет своего творчества без высшей силы. Он часто обращается в своих стихотворениях к чему-то неземному. Однако в этом ракурсе нет ни капли начетничества или попытки скрыться за Божественным. Его вера в высшие силы – это то, что способно дать маленький ключ к определению поэзии.
Все, что говорилось выше о формальной
