и необходимости вернуть себе сокровища). Здесь принципиально важно притяжательное местоимение «наше», потому что именно тут песня переключается с сокровищ самих по себе на гномье отношение к сокровищам:
Goblets they carved there for themselves
And harps of gold; where no man delves
There lay they long, and many a song
Was sung unheard by men or elves.
А для себя они покрывали резьбой кубки / и золотые арфы – там, куда не докопается ни один человек, / они долго хранили их, и было спето много песен, / которых не слышали ни люди, ни эльфы.
The pines were roaring on the height,
The winds were moaning in the night.
The fire was red, it flaming spread;
The trees like torches blazed with light.
Сосны ревели на вершинах, / ветер стенал в ночи. / Красным был огонь, пламя распространялось, / деревья ослепительно светились, словно факелы.
The bells were ringing in the dale
And men looked up with faces pale;
The dragon’s ire more fierce than fire
Laid low their towers and houses frail.
Колокола звенели в долине, / люди смотрели вверх с бледными лицами – / драконий гнев, что яростнее огня, / обрушил их крепости и непрочные дома.
The mountain smoked beneath the moon;
The dwarves, they heard the tramp of doom.
They fl ed their hall to dying fall
Beneath his feet, beneath the moon.
Гора курилась под луной, / а гномы – они слышали поступь судьбы. / Они бежали из своих покоев, а все кругом рушилось, неся смерть, – / рушилось под их ногами и под луной.
Far over the misty mountains grim
To dungeons deep and caverns dim
We must away, ere break of day,
To win our harps and gold from him!
Далеко-далеко за туманные угрюмые горы, / в глубокие подземелья и сумрачные пещеры / еще до рассвета мы должны отправиться, / чтобы отвоевать у него [дракона] наши арфы и наше золото!
Вторая часть песни начинается со строфы, которая тоже превозносит искусство и мастерство гномов, однако обратите внимание: точка зрения в тексте меняется. Теперь гномы подчеркивают, что изготовили золотые арфы и кубки не для королей и эльфов, а для себя лично и что хранили их там, куда не ступала нога человека. Мы слышим песню о гномах и золотых арфах, но нам сообщают, что это сугубо гномьи заветные песнопения, не предназначенные для ушей эльфов и людей: «было спето много песен, которых не слышали ни люди, ни эльфы». Мы уже убедились, что гномы любят свои творения, а теперь видим, что они скрытны и дорожат сокровищами.
Именно из-за скрытности гномов и трепетного отношения к сокровищам нападение дракона, который захватил гномьи подземелья и отнял все нажитое, становится для гномов таким потрясением и горем. Обратим внимание: в песне не описывается дракон Смог, не он в ней действующее лицо. Вместо этого, гномы изображают последствия драконьего нападения – и всегда косвенным образом. Сосны ревут на ветру, поднятом драконьими крыльями, а потом вспыхивают факелами, когда дракон поджигает лес на Одинокой Горе. Дома и башни Дейла разрушены не драконом, но «драконьим гневом», его яростью. Получается, что в песне гномов дракон деперсонализирован, обезличен, его не изображают напрямую, мы не видим, как он вползает
