подтвердил Трескучий и подмигнул Верчунову (боковым зрением Куропёлкин заметил это и заметил, что подмигивание Трескучего вышло зловещим).
– Подписывай! – чуть ли не приказал Трескучий Куропёлкину.
– Раз ваша Нина Аркадьевна такая щепетильная и обязательная, – с вызовом заявил Куропёлкин, – подпишу.
И подписал в трёх местах. При этом делал это так важно и тщательно, будто совершал историческое действо и сознавал, что эдак оно и есть.
– Всё! – сказал Трескучий. – Едем!
11
Перед выходом к автомобилям Трескучий проверил нутро рюкзачка (котомки) Куропёлкина.
– Так, – закончил осмотр Трескучий. – Допустимо. Штаны, тельняшка, две рубахи, трусы, майки, даже бритва электрическая, полотенце, три книги… Неужели книги покупаешь?
– И покупаю, – ответствовал Куропёлкин. – Но эти библиотечные. Надо вернуть.
– Вернём, – сказал Трескучий.
– Через два года? – спросил Куропёлкин.
– Не дерзи! – рассердился Трескучий. – Не зачитаем! Времени нет на всякую ерунду!.. Так, бельишко твоё проверим, нет ли вшей или клопов и их деток, прогладим, высушим. Может, завтра, чистое оно тебе пригодится… А на ночь получишь наш комплект из моих рук… Пошли!
К Куропёлкину подскочил Верчунов, обнял, зашептал на ухо:
– Не поминай лихом, Эжен! Держись! Покажи, каков ты мужик! Хотя бы две ночи продержись! Сбереги себя и нас, благодетель ты наш!
– Хватит сопли пускать! – брезгливо произнёс Трескучий.
У парадного, на ценность рож и кошельков чувствительного, входа к Прапорщикам и Грибным местам ожидали два джипа, естественно, с коричневатыми стеклами. У одного из них дышали воздухом юридической свободы два молодца из тех, что вминались в стену позади столика мадам Звонковой. Немедленно и ловко были открыты дверцы более важного автомобиля, не облагороженного, правда, мигалкой.
– Руки ему связывать, господин Трескучий? – было спрошено.
– Морозов! – с досадой произнёс Дворецкий, он же постельничий, кравчий, возможно, сокольничий и ещё кто-то.
– Извините… Господин Трескучий-Морозов. То есть снабдить ли его наручниками?
– Полагаю, он поведёт себя благоразумно. К тому же теперь он наш подсобный рабочий. Взят в аренду. Глаза ему завяжите понадежнее. И хватит.
Куропёлкина с маскарадными наглазниками, но без щелей для томных взоров, усадили на заднее сиденье, а господин Трескучий-Морозов, надо полагать, уселся к рулю.
И покатили.
12
Долго господин Трескучий не произносил ни слова. То есть, извините, – ни слова, обращённого к нему, бывшему артисту Куропёлкину. А так он матерился. И нередко. И видно, не одни лишь пробки поднимали горечь от жёлчного пузыря к свободным ёмкостям его совестливой души. Наконец его выговоры природе и безобразиям на асфальте стали затихать, а потом и вовсе прекратились, и Куропёлкин понял, что они выехали в разумно-пустые
