девушку, словно сошедшую со страниц современного романа о Диком Западе. На ней была клетчатая рубашка, завязанная узлом на животе, джинсы, с фантазией прорванные в различных местах и ковбойские сапоги. В вырезе рубахи мелькало несколько кулонов и подвесок из дерева и камня на кожаных шнурках. Но мое внимание привлекла стетсоновская шляпа с низкой тульей и широкими полями. Из-за нее, а также из-за того, что девушка была на целый фут ниже меня, я мог видеть только подбородок и пряди волос цвета меди, настолько насыщенного оттенка, что казались не завитками и локонами, а частью какого-то кольчужного оголовья, выполненного необычайно искусно. Помню, я еще успел подумать, что раз нашим творчеством интересуются столь яркие и привлекательные юные леди, то… Что именно «то» я уже не задумывался, так как мое очаровательное видение сделало шаг в сторону и подняло голову, посмотрев прямо на меня. Ее глаза… Нет, не так. ЕЕ ГЛАЗА казалось, заслонили для меня весь мир с его выставками, павильонами, фанатами и вернувшимся Гвидо, который уже снова начал мне что-то доказывать. В студенческие годы я был очень застенчив при знакомствах с девушками. Именно тогда я и выработал свой способ начинать разговор. И сейчас, находясь в совершеннейшем ступоре, я на автомате повел себя как обычно: буркнув Рейнхарту, что со всем согласен, сделал два шага и, глядя в эти невозможные глаза всех оттенков зеленого и бирюзового, сказал: «Я должен Вас нарисовать!». Она посмотрела на меня прямо, помолчала и спросила: «Зачем?». Простой вопрос, заданный безо всякого подтекста, смыл все мои намерения продолжать разговор по накатанному шаблону, я растерялся и впервые в жизни, наверное, сказал, не задумываясь о последствиях: «Я хочу этого больше всего на свете». Она тихо рассмеялась и сказала: «Мне приятно будет выполнить ваше самое заветное желание. Но о чем же вы будете мечтать, когда оно исполнится?» Набравшись наглости, я сказал, что всегда могу мечтать о нашей следующей встрече. Она рассмеялась, и мы пошли пить кофе.
В кофейне я уже смог общаться, не пялясь на нее как шестнадцатилетний подросток на свою первую и, конечно же, единственную любовь. Я даже слегка удивился, что это на меня нашло. Но это было позже, а вначале мы разговорились. Я расспрашивал девушку о том, чем она занимается и что привело ее на этот съезд малолетних «ботаников» и, питающихся чипсами и «кокой», сорокалетних толстяков, часами спорящих о том, кто круче – Бэтмен или Супермен. Шейла (к тому моменту мои хорошие манеры пробудились и мы, наконец, познакомились) рассмеялась и сказала, в этом городе она с группой экологов проводит некоторые исследования. И вот в выдавшийся свободным вечерок случайно заглянула на «Ежегодную литературную ярмарку», во всяком случае, так гласила табличка при входе. И лишь попав внутрь, она поняла, что литературы как таковой там все же нет. А затем Шейла сделала мне царский подарок. Она наклонилась поближе и, понизив голос произнесла: «Вы Джек, только не обижайтесь, но я не очень люблю комиксы. Единственным исключением был роман в картинках «Кровь и шоколад», который я прочла в прошлом году. Это было нечто совершенно
