вы наверняка будете знать, где мне предстоит коротать время в дальнейшем… И ещё скажите ей, что если она не будет возражать, то я ей буду вместо Николая. Очень прошу вас, полковник, исполнить мою просьбу… Исполните?..
Жогов молчаливо кивнул в знак согласия: он был тронут до глубины души сердечным высказыванием Бородина. Что касается Анастасии Ильиничны, то она сидела в полном оцепенении, затаив дыхание. Чтобы не дать ей своим волнением выдать себя, он снова продолжил разговор:
– Ну, а как случилось, Алексей, что тебя немцы приняли за того разведчика? – спросил он, с трудом скрывая в голосе дрожь волнения. – Ведь у тебя должен быть и свой жетон. Как случилась такая путаница?
– Очень просто, – поморщился Бородин. – Я когда понял, что мы окружены карателями и нам не выбраться из окружения, то свой жетон вместе с оружием выкинул в снег, а про жетон разведчика забыл: он у меня в другом кармане лежал. Мы рассчитывали выдать себя за беженцев, скрывавшихся в лесу и случайно попавших под обстрел карателей.
– Вас забрасывали в гражданском обмундировании?
– Да, – перевёл дыхание узник. – Не только разведчиков так одели, но и нас, группу прикрытия, тоже переодели во всё гражданское… Правда, ни меня, ни мать это не спасло, – с горечью добавил он.
– А что было потом?
– Нас отыскали и затем отвезли в село Сатликовичи в штаб одного из батальонов дивизии Дерливангера, который командовал всеми карательными экспедициями в Белоруссии.
– О нём мне известно предостаточно, – заметил Жогов для того, чтобы Бородин не отвлекался, а говорил по существу. – Что с вами дальше произошло?
– Ну, тогда вам, наверное, известно, как там умеют бить и издеваться, – скривил губы Алексей, не обратив внимания на реплику офицера. – Нас с матерью избили до полусмерти! Эсэсовцы отлично знают о таких жетонах и, конечно же, нам на слово не поверили.
– А что вы им сказали?
– Я им сказал, что этот жетон я снял с убитого солдата.
– Так. Что дальше?
– А дальше они очень быстро – у них разведка работает не хуже нашей – установили, что найденный у меня при обыске жетон принадлежит Сашко Николаю Ивановичу… то есть мне! – понизил он голос. – Истязать на какое-то время меня перестали и отправили в Минск, в штаб «Абвера» при дивизии Дерливангера. А когда и там услышали от меня ту же историю, что я рассказал в Сатликовичах, меня и мать отправили в Майценех, чтобы здешние эсэсовские врачи «развязали» мне язык с помощью своих опытов.
– Каким образом?
– Они мне на голову надевали нечто вроде железной колодки, а затем, сдавливая её, дробили мне череп. При этом возле каждого уха стоял огромный динамик, и из них через каждую пару секунд раздавался такой рёв, что создавалось ощущение, будто бы ты находишься в центре взрыва полутонной авиабомбы. Я сразу понял, чего они хотят добиться, – усмехнулся узник. – Если бы этого я не изучал в институте, то вряд ли догадался бы…
– Чего же
