молитву. Эрнан, независимо от своего желания, встал со стула, прислушиваясь к азану. Пение встревожило его, оно не походило на те монотонные, минорные, безжизненные исполнения, которые он слышал ранее, ставшие неким бесчувственным ритуалом в механически выполняемой работе. Оно призывало всю окрестность к скорейшему спасению души. Тембр голоса муэдзина, драматическое чтение им молитвы, наполненной душевной болью, настраивало верующих в этот утренний час заглянуть в собственную душу.
Эрнан, в оцепенении, не реагируя на естественные звуковые раздражители, поступающие извне, позабыв на миг о присутствии Гаджи Рагима, упоительно слушал утренний благодетельный азан. И сознание Эрнана, взбудораженное воздушной лёгкой негой от приятного пения, перенесло его в незнакомый город.
В дивном городе, в котором оказался Эрнан, среди модернизированных многоэтажных домов, незнакомых биологии деревьев и прозрачных водоёмов царила атмосфера мистического экстаза. В середине центрального парка с резвившимися детьми, взрослыми и разными видами фауны находилось невероятной чистоты и прозрачности озеро. Изумрудная, поблескивающая от рыжеватого солнечного света гладь озера, пропитанная щекочущим обоняние ароматом восточных пряностей, манила к себе людей с деловитостью аристократического снобизма, при этом сохраняя приличия гостеприимства. На сочной молодой бирюзовой траве отдыхали люди, на лицах которых не было ни малейшего проблеска задумчивости о бренности бытия. Влюбленные пары, не отвлекаясь на других и никого не замечая, были поглощены собой, находясь в пограничном состоянии одурманивающего воркования и волшебства туманной неги, ни украдкой, ни каким – либо движением, ни вожделенным взглядом не опорочив себя. Это наивысшее состояние в партнерских отношениях придавало каждой паре ореол целомудренности.
Странные неиспытанные чувства поразили Эрнана: как такое возможно, что в перенаселённой местности в условиях мегаполиса, идентичной с тропической инфраструктурой, где человек человеку – волк, цепляющийся за все необходимые ухищрения к выживанию, лишь бы не остаться голодным и плотски неудовлетворенным, здесь, в этом причудливо искаженном уголке мира, никто не зарится, не посягает на чужую собственность?
Эрнан оказался среди этих людей единственным человеком без пары и, заметив очаровательных женщин невероятной красоты, точно гурии расхаживающих под руку со столь же прекрасными, антично сложёнными мужчинами, был восхищён их стойкостью перед вездесущим охотником, изнывающим от скрыто сидящего внутри червячка соблазна, который был бы не прочь полакомиться в чужом саду.
Если жители неизвестной столицы не помышляли ничего преднамеренного, недостойного человека поступка: мужчины – злого, а женщины, которые опускали глаза не только перед чужаком, но и перед знакомыми мужчинами, – дурного, то Эрнан, никогда и ничего предосудительного не помышляющий, оценивал, восхищался и ставил выше неземную красоту здешних
