холодное время года все предпочитали автобус. В теплое – дорогу через сквер.
Не стал исключением и мой выбор. Купив мороженое, я неторопливо побрела к метро, подъедая лакомство и наслаждаясь теплом. Май выдался замечательным и жарким. Все дружно избавились от курток и пользовались любой возможностью очутиться на свежем воздухе и подставить бледные после зимы тела и лица солнышку.
Идёшь, птички поют, травка зеленеет, черемуха цветёт. Благодать!
Из состояния отрешённости меня вырвал собачий вой. Доносился он откуда-то издалека, но чувствовалось, что животное уже устало.
Завывала псина с надрывом. Сначала коротко взлаивала, потом выла с небольшими паузами, снова взлаивала. Несколько секунд передышки – и снова гавки, завывания, гавки.
Я недовольно поморщилась. И куда хозяева смотрят? Опять небось какой-то умник привязал собаку, а сам ушёл по делам и застрял надолго. А зверь ждёт, переживает. Часто таких нервных пёсиков вижу у торговых центров.
Настроение перестало быть столь радужным, так что я перешла на более быстрый шаг, стараясь уйти подальше от режущих ухо истошных воя и лая.
Вот, опять. Три взлаивания, три коротких завывания, три взлаивания, пауза в несколько секунд. И снова. Три взлаивания, три коротких завывания, три взлаивания, пауза в несколько секунд…
– Да ладно! – Я аж мороженое выронила, когда осознала, что именно слышу. – Серьёзно?! Опять?!
У нас собаки теперь владеют азбукой Морзе и подают сигнал SOS лаем и воем?! Одно дело, когда моё подсознание выискивает морзянку в обычных птичьих трелях или в писке светофора. Там что угодно можно при должном воображении услышать. Хоть марш Мендельсона, хоть похоронный, хоть пятую симфонию Бетховена и судьбу, стучащуюся в дверь.
Но тут всё звучит… осознанно. И это, определённо, пугает.
В совершеннейшем изумлении я подняла с земли и выбросила в урну недоеденный вафельный рожок с мороженым, поправила на плече сумку и решительно свернула с дорожки, ведущей к метро.
Пробираться пришлось через кусты и газоны. Искомое существо сидело у роскошного большого дуба и выглядело очень несчастным. И очень внушительным.
– Привет, – остановившись чуть поодаль, обратилась я к нему. – Я бы тебя поддержала, но я тебя боюсь. Ты большая… Э-э, пардон! – исправилась, так как в этот момент пёс встал, и стало видно его половую принадлежность. – Так вот, ты большой, зубастый, возможно не очень хорошо выдрессирован, и я не умею обращаться с собаками. А так-то я не против, чтобы тебе помочь. Но прости, сама я к тебе не подойду. А то вдруг ты меня укусишь, а женщин шрамы совершенно не украшают.
Сообщила я всё это, глядя в тоскливые карие глаза добермана, и многозначительно замолчала.
Выслушав мою потрясающую со всех сторон речь, кобель сел, тяжело вздохнул и пристально уставился на меня.
– И не смотри так! Я тебя боюсь, сказала же, – насупилась я.
Уйти – совесть не
