быть, вы что-то путаете.
– Он никогда тебе не рассказывал о нас?
Я смотрю на нее как на сумасшедшую. Может, так оно и есть?
Но она спокойно открывает сумочку, достает блокнот, из него – фотокарточку и протягивает мне. Это фото на паспорт, черно-белое, с зубчатой каймой, на снимке Мориц, это однозначно Мориц, хотя и без военной формы, в костюме и галстуке. Серьезный взгляд устремлен в объектив.
– Otto caffè da portar via![11] – Бариста выставляет бумажные стаканчики на стойку. – Вам нужен пакет, синьора?
В голове у меня шумит.
– Sì, – бормочу я. – Где это снято?
– В Тунисе.
– Когда?
Она переворачивает фото. На задней стороне штамп: 23 июня 1943 года, студия Монсеф Боубакер, проспект де Картаж, 23, на спуске.
– Год моего рождения, – говорит она и лукаво улыбается.
Я ошарашена. В тот же год родилась моя мама. Словно прочитав мои мысли, Жоэль добавляет:
– Как и твоей матери.
Бариста протягивает мне бумажный пакет со стаканчиками кофе. Я стою как оглушенная.
– Откуда вы знаете о нас?
– Он мне рассказывал. О своей другой семье.
Я не нахожу слов. О своей семье? О своей другой семье? Когда же он успел ей об этом рассказать, если разбился в 1943-м?
Она с улыбкой берет у баристы пакет и передает мне:
– Думаю, твои друзья уже заждались кофе.
Я не хочу, чтобы Патрис меня искал. Но и не могу сейчас уйти, это невозможно. Если она говорит правду, то мы родственницы. Она единокровная сестра моей матери. Можно во многом обвинить мою мать, но только не в том, что она утаила от меня нечто столь неслыханное.
– Я всегда хотела познакомиться с твоей мамой. Я вас разыскивала. Но он мне не выдал даже вашу фамилию, только имена и то, что вы живете в Берлине.
Я собралась спросить, но она меня опередила:
– Когда ты видела его в последний раз?
Что за вопрос!
– Никогда!
В ее взгляде недоумение. Я почти вижу, как в голове у нее проносятся мысли.
– Но ведь он же навещал твою маму?
– Его нет в живых. С сорок третьего года. Разбился на самолете. В нескольких километрах отсюда, в море. Разве вчера вы этого не поняли?
Она молчит. На лице разочарование. Или, скорее, печаль. В какой-то момент наши чувства, кажется, совпадают. Но я не уверена. Потом она неожиданно улыбается:
– Ну, тогда ваши поиски затянутся надолго. Вы найдете немного старого железа, но уж точно не твоего дедушку.
– Откуда вам это знать?
– Дорогая моя, он мой папа́. Он учил меня плавать, ездить на велосипеде и играть на пианино. В самолете вы, может, и обнаружите пару нацистских скелетов, но я уверена, что наш старик живехонек. Иначе мы бы знали.
У меня есть только одно объяснение: она имеет в виду кого-то другого.
– На всякий случай: мы говорим об одном и том же человеке? Мориц Райнке.
Кажется,
Восемь кофе с собой! (
