style="font-size:15px;"> Но он уже вернулся к своему безэмоциональному стилю повествования и пересказывает эпизоды из своей семейной жизни, каждый из которых демонстрирует сильное отчуждение:
– Моя жена часто говорит, что наша жизнь скучна. Что я скучный. Депрессивный, по ее словам!
Я рассказываю ему о своем впечатлении, что он обладает симпатичной мне хитрецой и я мог бы пойти вместе с ним воровать яблоки. Бильман внезапно становится багрово-красным. Очевидно, мое заявление его пугает, но он пытается сделать вид, что ничего не слышал. Я все-таки интересуюсь, что его так напугало. Мой собеседник мнется, пытается подобрать слова, изворачивается и, наконец, замолкает. Я говорю ему, что пойму, если он не захочет рассказать мне, что так его взволновало. В конце концов, мы ведь почти не знаем друг друга.
– Мой отец. Я подумал о своем отце, когда вы сказали про кражу яблок. Хотя это были вишни…
– Вишни? – переспрашиваю я.
Он нехотя рассказывает:
– Да, мы с младшим братом когда-то воровали вишни у наших соседей, и мой отец узнал и ужасно нас, меня…
– Избил? – спрашиваю я.
Бильман серьезно и медленно кивает:
– После этого я всегда старался не делать ничего плохого, поступать всегда правильно. Я всегда скрывал глупости моего младшего брата.
Теперь он ведет себя совсем иначе, смотрит на меня во время разговора, его чувства становятся более заметными.
– Значит, вы и сейчас по-прежнему пытаетесь делать все правильно, без ошибок?
– Да, я всегда все делаю прекрасно. Уже 15 лет в строительстве – и ни одной ошибки!
– А что насчет брака: тоже 15 лет и ни одной ошибки? – спрашиваю я. Он усмехается:
– Ладно уж! Никаких ошибок и никакой радости. С детьми все в порядке, самые старшие…
– А если бы вы решили сделать что-то действительно запрещенное, то что бы это могло быть? – Я перебиваю его, чтобы он снова стал говорить о себе.
Бильман потрясенно смотрит на меня и затем очень ясно и серьезно говорит:
– Тогда я бы сказал на работе, что якобы заболел, впервые! Детей отправил бы к бабушке и дедушке, а мы с женой поехали бы в Шварцвальд, на мою родину, может быть, в небольшой пансион…
– На Альме, где нет греха! Или все же есть, г-н Бильман?[3]
– Ну, хорошо-хорошо, – он грозит мне, улыбаясь, указательным пальцем, – но вы правы, между мной и моей женой тоже такое бывает или, скорее, не бывает…
– Да, и что же это? – я делаю невинное лицо, и мы оба смеемся. Приятное чувство совместного похода за чужими яблоками вернулось.
Таким образом, доступ к собственным импульсам имеет жизненно важное значение. Но почему этого состояния конгруэнтности так трудно достичь, особенно мужчинам? Другими словами, почему мужчинам так трудно получить доступ к своим собственным чувствам и потребностям?
Глава
«Auf der Alm, da gibt’s koa Sünd» – в оригинале фрагмент пословицы на баварском диалекте, ставший названием австрийской комедии (1950 г.) и немецкого эротического фильма (1974 г.) –
