играются со своими цептепами. Мужчина, жующий жвачку, смотрит в окно, и жевательные движения передаются его великолепным усам. За ним элегантный деловой человек, следящий за модой, изучает в цептепе спортивные новости. Лиловый бархатный костюм, должно быть, сшит из той новой наноткани, которая охлаждает летом, согревает зимой и превращается одним прикосновением из шелка в бархат. Женщина с выбившейся из-под платка прядью седых волос, на лице которой застыло отрешенно-печальное выражение. Она высвобождает правую руку из толпы и поднимает ее, чтобы поправить брошь на шее. И взрывает собственную голову.
Звук взрывающегося черепа – гулкий бас, всасывающий в себя все остальные звуки, поэтому мгновение после взрыва слышна только тишина. Затем тишина рассыпается на крики. Трамвай дергается и останавливается, Недждет по инерции чуть не падает. Упасть в давке – верная смерть. Недждет не может дотянуться до поручней и потому опирается на орущих пассажиров. Толпа бьется о закрытые двери. Давка удерживает обезглавленную женщину в вертикальном положении. Парень в элегантном бархатном костюме кричит, как сумасшедший, пронзительным голосом. Половина лилового пиджака стала темно-красной и блестящей. Недждет чувствует на лице влагу, но не может поднять руку, чтобы проверить, что это, или вытереть. Дверь со вздохом открывается. Толпа напирает так, что Недждет боится, как бы не расщепились ребра. Затем он вываливается на улицу, не ощущая ни цели, ни направления, лишь желание покинуть трамвай.
Вагоновожатая двигается от одной группы пассажиров к другой, спрашивая, все ли на месте, не пострадал ли кто-то? На самом деле она ничего не может сделать, но как представитель городского муниципального транспорта должна хоть что-то предпринять, поэтому раздает влажные салфетки, доставая их из пластиковой тубы, лежащей в большой зеленой сумке. Недждет восхищен: в трамвае только что подорвала себя смертница, а вагоновожатая не забыла прихватить с собой сумку.
Влажная салфетка пахнет лимоном. Для Недждета этот сложенный белый конус – самое чистое и святое, что он когда-либо видел.
– Пожалуйста, отойдите от трамвая, – говорит вагоновожатая, пока он любуется маленьким кусочком прохладной цитрусовой белизны. – Взрыв может быть не один.
На ней дорогой платок «Эрмес». В памяти Недждета возникает еще другой платок, хиджаб, который он видел на голове той женщины. В последний миг он видел задумчивое сожаление на ее лице, которое рассеялось, словно она получила откровение относительно какой-то давнишней семейной драмы. Женщина улыбнулась. А потом коснулась украшения на шее.
Пассажиры присаживаются на корточки вокруг школьников, пытаясь успокоить детей, чтобы те не плакали, предлагают обнять их. Вы что, не видите, что кровь на ваших лицах пугает их еще сильнее, думает Недждет. Он вспоминает, как в лицо ему брызнула теплая жидкость. Смотрит на влажную салфетку, которую скомкал в руке. Она не красная. Это была не
