Теперь уже гоилы кого хочешь приканчивают. Потому и сядут сейчас вместе со своими советниками за ее стол, будут прихлебывать чай из ее серебряных чашек и обсуждать условия ее капитуляции. Часовые распахнули ворота, и едва гоилы вступили на дворцовую площадь, императрица отвернулась от окна.
Они все еще что-то талдычат, все эти бесполезные орденоносные генералы, а с обитых золотым шелком стен на них взирают ее предки. Вон там, у двери, портрет отца. Сухопарый, прямой, как аист, в вечной войне с родным братом, королем Лотарингии. С сыном того короля, прозванным Горбуном, потом много лет воевала она сама. Рядом дед висит – он тоже, как гоильский король, с феей любовь крутил и в конце концов от сердечной тоски утопился – прямо за дворцом, в пруду с водяными лилиями. Этот вообще приказал запечатлеть себя на единороге, коего изображала его любимая лошадь, с рогом нарвала на лбу. Посмешище, а не портрет, то ли дело следующий, он Терезе куда больше нравится. Это был портрет ее прадеда вместе с его старшим братом, тем самым, кого лишили наследства, потому что он слишком алхимией увлекался. Живописец так мастерски передал его незрячий взгляд, что отец возмущался, зато она еще девочкой не раз вставала перед портретом на стул, чтобы получше разглядеть мелкие шрамы вокруг слепых глаз. А ослеп он, по преданию, после одного из опытов, когда хотел превратить собственное сердце в золото, но все равно на портрете он, единственный из всех ее предков, улыбается, благодаря чему она долго еще верила, что опыт удался и у него в груди и вправду забилось золотое сердце.
Мужчины. Сплошь. Кто сумасшедший, кто нет. Одни только мужчины.
Столетия подряд на аустрийском троне восседали одни мужланы, а кончилось это лишь потому, что ее отец, наплодив четырех дочерей, так и не сподобился зачать сына.
И у нее вот тоже сына нет. Да и дочь только одна. Однако у Терезы Аустрийской и в мыслях не было превращать свою дочь в товар, как поступил папаша с ее младшими сестрами. Одну Горбуну – в Лотарингию, в этот жуткий замок, другую – ее помешанному на охоте кузену с Альбиона, а младшую – и вовсе какому-то восточному царьку, тот вообще двух прежних жен уже похоронить успел.
Нет. Она хотела возвести дочь на трон. Увидеть ее портрет на этих стенах, в золотой раме, среди всех этих мужчин. Амалия Аустрийская, дочь Терезы, мечтавшей когда-то, что народ назовет ее Великой. Но сейчас у нее просто нет другого выхода. Иначе в кровавой жиже утонут они обе. Она сама. Ее дочь. Ее народ. Ее трон. И этот город, и вся страна, включая всех этих сановных болванов, которые все еще силятся объяснить ей, почему не сумели выиграть для нее эту войну. Отец – тот велел бы их всех казнить на месте, и дело с концом, но толку что? Другие будут не лучше. Их кровь не вернет ей ни павших солдат, ни потерянных провинций, где уже хозяйничают гоилы, ни ее чести, утопленной в трясине четырех безнадежно проигранных сражений.
– Кончено.
Одно лишь слово, но в тот же миг мертвая тишина воцарилась в зале, где смертные приговоры еще ее прадед подписывал. Власть. Пьянит не хуже доброго вина.
Как
