вчера, не представлялось ему ничего не значащей тенью, как он втайне надеялся и как вспоминаются иногда ночные приключения. Он по-прежнему словно чувствовал в руках талию незнакомки. Ее грациозные движения плыли перед его глазами. Его губы ощущали ее поцелуй, казалось, еще ярче и мучительней, чем ночью.
Новая мысль пришла Данилову в голову. Не успев толком выпить кофе, он бросился из своей холостяцки запущенной квартирки обратно в клуб.
Днем в воскресенье заведение выглядело более чем пустынным. Охрана равнодушна, гардероб закрыт, бармен принимает товар, давешний конферансье за столиком в углу хлебает щи. Ко всем живым существам Данилов подступал с вопросами. Что за девушка? Видели ли ее здесь раньше? Не знакомая ли она кого (раз уж получила первый приз)? Может, кто-нибудь хоть что-то знает о ней? И от всех он получал ответы – искренние, он видел это, любовь обострила его зрение и интуицию: никто ничего о ней не знает, никогда нигде раньше не видел.
Данилов остался во мраке клуба на весь день (шло воскресенье). Пил кофе, кока-колу, съел бифштекс, заказал бутылку минеральной… Он наблюдал, как к вечеру клуб оживает, приходят первые посетители, потихоньку разогревают себя и зал диск-жокеи… Ко всем служащим заведения Данилов приставал с расспросами про девушку. Его принимали за сыщика, а скорее за сумасшедшего. Но никто ничего про незнакомку не ведал. Всякий раз, когда в зал входил новый посетитель, сердце у Данилова вздрагивало. И всякий раз то была не она. Бесплодно просидел он в «****» до двух часов ночи и потащился домой, донельзя расстроенный и разбитый. Его уже не радовала ни осенняя прохлада, ни красавец «жучок», ни обычно вдохновляющий его пустынный московский ночной пейзаж…
…Назавтра был рабочий день, и Данилов явился в присутствие на сорок минут позже срока, разбитый и равнодушный ко всему. Вскоре приехали на переговоры заказчики. Данилов потащился в переговорную комнату. Директор всегда просил его присутствовать на обсуждениях. Бывало, что он выдавал шефу кардинальную идею сразу после того, как заказчики уходили. За это его в фирме и ценили. Но нынче был не его день. В ответ на приветствия гостей Данилов не шутил, как всегда, а лишь вяло улыбался. Рецепционистка-секретарша принесла всем кофе. Данилов равнодушно выслушивал требования заказчиков. Те – как желают всегда и все на свете заказчики – хотели, чтобы их буклеты и плакаты, стенды и макеты рекламных объявлений выглядели: а) красивыми, б) стильными, в) не такими, как у других, г) лучше, чем у «Пепси», «Нескафе», «Липтона» и всех других фирм, вместе взятых.
– Ну, такими, – пощелкал в воздухе пальцами заказчик, толстый армянин, – чтоб ты, как их увидел, сразу б захотел купить!.. Можете девок нарисовать, даже голых.
– Как у «Пирелли»? – выскочил директор.
– Не знаю, как там у Пирелли-шмирелли, но таких, чтоб их сразу купить захотелось!
Через два часа бесплодной болтовни и жизнерадостных директорских уверений в том, что они сделают все так хорошо, что просто пальчики оближешь, Данилов наконец-то смог уединиться в своем закутке. Позвонил на ресепшн, заказал себе еще
