Кирьян со Степаном объявились, а эти просто так и пальцем не пошевелят. Значит, прибыльное дело намечается.
– Как зовут питерского, знаешь?
– Как звать, не знаю, а только он весовой и с нашими жиганами на равных держится. А вчера у мадам Трегубовой пьянку устроили, и он с Лизой царскими червонцами расплачивался.
– Богатый, – согласился Кравчук.
– Не то слово, – протянул бродяга, – наши-то жиганы не любят деньжатами разбрасываться. Скуповаты! А этот широту натуры показал. Может, у них в Питере так заведено? Так вот, к следующей встрече питерский обещал поляну сытую накрыть. – И со скрытой завистью добавил: – Для него деньги, что шелуха от семечек.
– Где они соберутся, знаешь?
Бродяга отрицательно покачал головой:
– Нет.
– А может, у Трегубовой?
– Ну ты, гражданин начальник, наших жиганов за лохов, что ли, держишь! Где же такое видано, чтобы на одном и том же месте второй раз встречаться, да еще по важному делу.
Кравчук молча согласился, а потом спросил:
– Как мне отыскать твоего питерского?
Грош широко улыбнулся.
– Не надо тебе его искать Выследил я его! – победно произнес бродяга. – Он недалеко от Сухаревки проживает.
– Четвертной заработать хочешь? – спросил Федор Кравчук, понимая, что остаток ночи безнадежно пропал.
Бродяга недоверчиво покосился на Федора.
– Кто же не хочет?
– Поехали сейчас туда! – потянул он за рукав хитрованца.
– Э-э! – неожиданно запротестовал бродяга. – Да ты, начальник, и впрямь ополоумел! Куда в такую темень тащиться? Того и гляди, ненароком кирпичом по затылку огреют.
– Держи четвертной, – вытащил деньги из кармана Федор Кравчук.
– Ну и настырный ты, господин начальник, – укорил бродяга, – от тебя просто так не отделаешься, – не без досады сунул он в карман деньги – Ладно уж, пойдем! Эй, извозчик! – крикнул он проезжавшей мимо пролетке. И, вскочив в нее, произнес: – Ты, милейший, давай до Сухаревки нас подвези, да чтоб все в лучшем виде было. Мы господа богатые, – выразительно покосился он на Кравчука, – за скорость целковый сверху накинем!
Извозчик был детина лет сорока и в широком поношенном армяке напоминал медведя, взобравшегося на козлы.
– Если вы, господа, ко мне со всем уважением, так и я к вам с пониманием. – И, рубанув кнутом воздух, воскликнул: – Эх, пошла, залетная!
Вороной конь нервно дернулся от хозяйской «ласки» и усердно забарабанил коваными копытами по булыжной мостовой.
– Что-то, братец, рожа у тебя разбойная, – поддел извозчика бродяга.
– Это вы, господа, в точку, – не стал отпираться тот. – На царской каторге семь лет просидел… Но-о, пошла, родимая! – взлетел в воздух кнут.
– И за какие же подвиги тебя в Сибирь определили? – вмешался Кравчук.
Извозчик чуть обернулся,
