Диввилион не захотел ввязываться в войну сейчас, когда простонародье с утра до вечера трудится на полях, торопясь собрать урожай. Тем более, что Увилл сообщил ему, будто бы у Давина наготове две тысячи мечей, которые в любой момент могут перейти границу. Была и другая причина, о которой поведал один из людей Увилла, сопровождавший гонца.
– Диввилион очень плох, – в частном докладе доложил он Увиллу. – Нас принимал его сын, Чести. Сказал, что отец отдыхает, но я слыхал, как дворня шушукается о том, что старый хозяин едва ли не при смерти.
Увилл молча кивнул. Сейчас, похоже, было то самое золотое время, каким некогда воспользовался Пилад. Как во времена тяжёлой болезни Кары, когда Давин не сумел защитить свои владения. Сейчас было самое время ударить по-настоящему и взять всё, что вздумается. Но юноша, надо отдать ему должное, даже не рассматривал подобного варианта развития событий. Он дал слово и не хотел его нарушать. А кроме того, это превратило бы его из освободителя в захватчика, а Увиллу этого не хотелось.
Перед отъездом он вызвал Барвира.
– Надеюсь, ты сделал должные выводы из произошедшего, сеньор Барвир, – проговорил он, глядя в угрюмое лицо феодала. – Не повторяй прежних ошибок, или не будет тебе счастья. Помни, что твои земли граничат с моими. Не забывай этого, сеньор Барвир.
Уже сидя на лошади, он вновь обратился к хозяину замка, что стоял на высоком крыльце, провожая нежданного гостя.
– Я объявлю о снижении податей и отмене налога на покосы тем людям, которым я это обещал. Потрудись донести эту весть до других своих подданных. Это не только моя воля, но и воля твоего сюзерена. Отнесись к этому серьёзно, сеньор Барвир.
И, не дожидаясь ответа, дал шпоры коню.
***
– Когда я узнал о том, что ты задумал, то растерялся, – захохотал Давин, обнимая вошедшего Увилла. – То ли станцевать от гордости на крепостной стене, то ли хватать хворостину и ехать за тобой!
– Так ты танцевал на стене? – крепко стискивая названного отца в объятиях, воскликнул Увилл.
– Нет, но целую неделю я так светился от гордости, что никакие свечи не требовались! – Давин чуть отстранился, оглядывая мальчика. – Ты не ранен?
– Ни единой царапины, – отмахнулся Увилл. – Это было настолько просто, что мне даже несколько неловко от этого…
– Дай-то боги, чтобы так было всегда! А ты возмужал!
Давин с некоторым удивлением разглядывал сына. Прошло чуть больше месяца с их разлуки, но перед ним явно стоял совсем другой человек. Выражение лица Увилла стало как-то собраннее и жёстче. Это уже было отнюдь не мальчишеское лицо. Особенно поражали глаза – они словно принадлежали опытному воину. Менее чем за два месяца мальчик необъяснимо подрос и превратился в мужчину.
– Гляди-ка, да у тебя усы пробиваются! – попристальнее вглядевшись, с радостным удивлением воскликнул Давин.
– Мне почти пя
