явиться к вам с письмом. У меня сложилось впечатление, что вы можете немного рассказать об этом городе с точки зрения инвестиций.
Пока Каупервуд говорил, Эддисон, – коренастый, грузный, румяный мужчина с седеющими каштановыми бакенбардами, доходившими до мочек ушей, и жесткими, пронзительными серыми глазами, – сидел с гордым и самодовольным видом, жевал яблоко и наблюдал за посетителем. Как это часто бывает, люди часто нравились или не нравились ему с первого взгляда, и он высоко ценил свою способность судить у них. Для такого консервативного человека, как он, было едва ли не глупо поддаться обаянию Каупервуда, – человека, безмерно превосходившего его в интеллектуальном плане, – но не из-за письма Дрекселя, где последнего рекомендовали как «бесспорного финансового гения», который может принести большую пользу Чикаго, если обоснуется в городе, а из-за чарующего взгляда собеседника. Хотя внешне Каупервуд сохранял полнейшую невозмутимость, от него веяло огромной человеческой силой, трогавшей сердце его коллеги-банкира. Оба человека в своем роде были ходячими загадками, но личность уроженца Филадельфии было гораздо более изощренной. Эддисон был добросовестным прихожанином и образцовым гражданином; он представлял мировоззрение, до которого Каупервуд никогда не смог бы снизойти. Оба они на свой манер были безжалостными и старались брать от жизни все возможное. Но Эддисон был слабее, поскольку он все еще боялся того, что жизнь может совершить с ним. Человек, стоявший перед ним, утратил чувство страха. Эддисон рассудительно жертвовал на благотворительность, внешне соблюдал унылую общественную рутину, делал вид, будто любит свою жену, от которой давно устал, и втайне предавался незамысловатым удовольствиям. Человек, стоявший перед ним, не обязывался соблюдать никаких правил, не раскрывал душу никому, кроме самых близких людей, над которыми он имел духовную власть, и поступал так, как считал нужным для себя.
– Ну что же, мистер Каупервуд, – начал Эддисон. – Мы здесь, в Чикаго, имеем такое высокое мнение о себе, что иногда опасаемся говорить открыто, чтобы не показаться слишком экстравагантными. Мы похожи на младшего сына в семье, который знает, что он может превзойти всех остальных, но не хочет этого делать… пока что не хочет. Мы не такие уж любезные, – а разве вам приходилось видеть любезного подростка? – но мы совершенно уверены что сможем стать любезными, обходительными и симпатичными. Каждые полгода мы вырастаем из старой обуви, курток и штанов, поэтому выглядим не слишком модно, но как вы обнаружите, когда осмотритесь вокруг, мистер Каупервуд, под этой одеждой скрываются сильные мышцы и крепкие кости. Тогда вы не будете обращать особенного внимания на наши наряды.
Круглые и совершенно искренние глаза мистера Эддисона прищурились и на мгновение их взгляд стал жестким, а в его голосе появились металлические нотки. Каупервуд видел, что он действительно влюблен в свой город. Чикаго был его самой любимой наложницей. Секунду спустя в уголках его глаз собрались
