сказал Спиридоныч и вздохнул.
– Очень просто, – заметила сиделка.
Сразу заболела душа. Точно самый близкий человек хворал и может умереть. Точно телеграмму получил об этом, и надо сейчас же что-то сделать, куда-то поехать, что-то предпринять. И от того, что он ничего не мог сделать, душа разрывалась на части.
– Как же это так?..
Всю ночь не спал, прислушивался. Когда появлялась сиделка, подзывал и спрашивал:
– Ну как? Сестра?
– Получше.
– Доктор был?
– Ждем.
Следующий день прошел в напряженном мучительном ожидании. Был доктор у сестры, и в палате говорили, что – «тиф», заразилась…
– Ну, вот и все! – повторял Паромов и думал о смерти, о гибели молодых и прекрасных душ, о том, стоило ли ей «класть душу» вот за такие «други», как Ермишка, Гришка, хулиган Ерепенников? Ведь таких неисчислимое множество. Жизнь этой прекрасной женщины он мысленно называл «редчайшей драгоценностью». Не на фальшивые ли бумажки променивает она эту драгоценность? Даже являлась мысль дерзновенного и кощунственного характера: убивают самых лучших, умирают тоже самые лучшие, – где тут смысл Божественной справедливости?..
Однажды поделился своими мыслями и сомнениями со Спиридонычем:
– Почему, товарищ, всякая сволочь живет и преумножается, а вот такие, как наша сестрица, за все умирать должны? Как ты полагаешь?
Спиридоныч высказал несогласие, замотал головой:
– Не за сволочь она муку на себя приняла, а по любви великой, по Христовой заповеди, друг…
– И за эту любовь должна жизнью заплатить? Почему, спрашиваю, сволочь живет и наслаждается, а вот она…
– Премудрость Божия, брат! Может, они, такие-то, самому Богу нужны? Вот Он и подбирает их с грешной земли.
Паромов рассердился:
– Чепуха! Хорошие-то на земле, братец, нужнее, чем на небе. Там и так всяких праведников и святых много.
– Господу, братец, виднее, кого куда определить – вот что! Кто знает? Может, и так, что видит Господь судьбу человеческую на земле и жалеет: смерть посылает, чтобы укрыть от злобы и страданий… Видишь, как у нас на земле жисть-то стала?.. Хуже ада кромешного…
И Спиридоныч начинал рассказывать разные «божественные истории» о промысле Божьем, о чудесах разных, о предопределении. Много знал он таких случаев, как из божественных книг, из жития святых, так и из своего житейского опыта. Начнет рассказывать – и конца нет!..
Спиридоныч мурлыкает, а Паромов думает о прекрасной женщине.
Прошел еще день, а сестрица не появлялась. Зато вечером оба обрадовались:
– Ну что? Как сестрица? – спросил Паромов у сиделки.
– Получше. Спал жар-то. Ослабла уж очень.
Какой горячей радостью облилось сердце Паромова, когда Вероника снова
