Татьяны сузились глаза, но ласковым голосом она предложила мужу:
– Отвези, дорогой, и возвращайся.
Борис Николаевич долгим взглядом смотрит на Татьяну. Встаёт. Одевается и выходит из комнаты. Вот уж поплачет Татьяна вволю, когда машина уедет! Ну и езжай к своей бывшей жёнушке!
– Надо выключить кондиционер. Как бы нам не простудиться, – раздаётся миролюбивый голос Бориса Николаевича.
Татьяна оборачивается.
– Вы не поехали?
– Такси стояло свободным.
– А вдруг ей нужна помощь?
– Ты намекаешь на высокие отношения? Я против них. Двигайся! Разлеглась, новобрачная, во всю кровать!
Всё разрешилось само собой.
Маша не расплачивалась с таксистом, отец это сделал ещё на турбазе. Ночь, родной двор и невыносимая жара. Бегом из машины в подъезд. Дверь металлическая горячая. Поручни лестницы тёплые. Квартира не заперта. Маша сразу в спальню. Там никого! Она на кухню, там сидит мать, сама на себя не похожая. Она не пьяна, и от неё не пахнет дорогим коньяком. Она мажет кусок хлеба повидлом и ест, запивая холодным чаем.
– Как ты? Что с тобой! Я сразу после твоего звонка на такси приехала.
– На такси? Ну что ж, я же не рожала ему дочь, я же не жена ему теперь!
– Но ты звонила мне и звала меня! Разве не так?
– Так. Но разве непонятно ему?!
Женщина встала, с трудом подняв своё горе со стула, и понесла его в смятую кровать. Легла и сама вся смялась. Стала ждать, когда придёт дочь, но та не шла.
«Неужели ушла! И она…»
Женщина плетётся на кухню. Дочь оборачивается на шаркающие шаги матери.
– Что, мам? Я посуду мою, её тут много.
Мать возвращается на место. Сваливается на кровать и смотрит в потолок, очень пристально, будто там написан ответ на только что заданные вопросы дочери. Там пусто. Ненавистно блистают лампочки по краю натяжного потолка. Сколько их много! Раз, два, три, четыре, пять… Вышел зайчик погулять…
– И не вернулся.
– Что ты сказала, мам? – Маша вошла в комнату.
– Какая ты у меня красивая, Маша! Когда же ты росла…
– Вот тогда и росла, – ответила дочь и тоже посмотрела в потолок.
– Когда тогда? – заволновалась мать, чувствуя недосказанность в словах дочери. Дочь вздохнула, погладила руку матери.
– Когда у тебя на меня не хватало времени.
– Отчего ж не хватало?! Хватало! Раз выросла такой красавицей и не дурой. Ты сама как себя оцениваешь?
– Хорошо оцениваю.
Дочь насторожилась. Она знала эти высокомерные нотки в голосе матери. Если они появлялись, не жди ничего хорошего.
– Моя мать, твоя бабка, всю жизнь простояла с тапками отца у двери, ожидая, чтобы подать ему их, наклоняясь к полу, как бы кланяясь. И вот так каждый божий день! Кроме этих старых, вонючих тапок, он ей ничего не дал. Так она и живёт с этими тапками после его смерти. Блаженная…
– Бабушка
