на южной стороне замка Фонтенбло и следил за рассадкой растений и земляными работами, которые производились в этом месте для устройства обширного цветника. Постройки в Фонтенбло занимали тогда сравнительно небольшое пространство. Король Франциск, которого можно считать первым строителем замка, переделал бывший здесь убогий охотничий домик и, соединив его с капеллой и церковью, обнес галереей и двором.
Этот новый, как бы случайно возникший замок имел несравненно более своеобразный и романический вид, нежели в позднейшее время. Кругом тянулся высокий густой лес, как темно-зеленое море; несмотря на многочисленные порубки, он так же льнул к замку, как к прежнему охотничьему домику. Ни ветер, ни говор людской не проникали в него; солнце только несколько часов спустя после восхода могло освещать замок, окруженный со всех сторон гигантскими деревьями. В ранние утренние часы каким-то волшебным зеленоватым светом освещалась дерновая терраса, устроенная Франциском перед большой крытой галереей; только весенние птицы своим веселым щебетаньем прерывали тишину. По ночам прилетала кукушка. Король, услыхав ее в первый раз в этом году и поддавшись невольному суеверию, принялся считать, сколько раз прокукует она без остановки.
– Значит, ты пророчишь мне всего пятьдесят лет жизни! – воскликнул со смехом король, когда кукушка замолкла. – Не особенно много, но достаточно, если удастся сохранить до этих лет здоровье и силу!..
Четырехугольное пространство, на котором Франциск приказал вырубить лес для будущего сада, должно было украситься на четырех углах изящными павильонами. Два павильона уже были почти окончены на дальнем конце сада; вблизи них, за высокими буками, покрытыми весенними почками, виднелась зеркальная поверхность озера на темном фоне сосен и елей, под которыми был устроен грот. Но это были только зачатки широко задуманного им плана; он не знал, насколько удастся ему выполнить его в частностях. Занятый этими мыслями, он обратился за советом к матери и сестре, которые в это время входили в галерею, обращенную в сад. Он сделал это скорее из вежливости, нежели из желания узнать их мнение, потому что редко принимал чей-либо совет или следовал чужой инициативе. В деле вкуса он выказывал полную самостоятельность, что нельзя поставить ему в упрек, потому что в этом никто из окружающих не мог сравниться с ним. Маргарита имела больше склонности к умственной жизни и не обладала таким развитым вкусом в пластике, как ее мать и брат. Что же касается герцогини Ангулемской, то она в это время вовсе не была расположена поддерживать разговор об искусстве. Она была расстроена неудачным исходом своих переговоров с коннетаблем и процессом над Семблансэ, который в свою защиту высказал о ней много неприятных вещей, что до некоторой степени отразилось на ее отношениях с сыном. С другой стороны, ее огорчало легкомыслие ее возлюбленного Бонниве, который и прежде часто изменял ей, а со времени своего знакомства с графиней Шатобриан со дня на день становился грубее и невнимательнее в своем обращении.
Она нетерпеливо выслушала вопрос короля и ответила ему недовольным тоном:
– Зачем
