государства, но не его разрушения, которое началось в эпоху правления Михаила Горбачёва. Вхождение в рынок могло опираться на достижения прежней системы.
Возможно, правы те, кто считает, что России часто не везло с руководителями на крутых поворотах истории. Это тоже трудности нашей несовершенной системы. Поэтому убеждён, что и Октябрьская революция и развал Советского Союза после событий августа 1991 года – всё это продукты собственного производства. Всегда кому-нибудь на стороне захочется вывести наши недовольные массы на улицу. Для этого легче всего толкать на протестные действия наших детей. Они могут кидаться на полицейских с цепями и сжигать людей заживо. Пережить такое каждому страшно, но это не отменяет запроса на перемены в обществе. Очень важно понимать, как и откуда они сейчас пойдут, власть обязана слышать свой народ. А пока нас с экрана будут потчевать сказками, где в величайшей в мире стране революцию, зревшую десятилетиями, устраивает из швейцарских пивных на немецкие деньги группа авантюристов.
Мы давно уже живём в обществе потребления. Читаем этикетку на пакете молока и покупаем его, потому что там про него лучше написано. Нам бывает хорошо потому, что обман принимаем за правду, часто слышим то, что хотим услышать. Только слепой сегодня не замечает катастрофического падения общей гуманитарной эрудиции, деградации промышленности и умирающих деревень. Когда-нибудь всё это приведёт нас к состоянию некого безликого народонаселения. Положительные изменения в стране тоже происходят, но слишком медленно. Остаётся только уповать на то, что трудности закаляют и сплачивают большую часть российского общества.
На таком фоне продолжать стоять друг против друга и требовать покаяния, пока весь остальной мир пользуется нашей невозможностью найти согласия ни по одному вопросу прошлого, настоящего и будущего для общества равносильно самоубийству, так можно потерять всё.
У Льва Толстого есть замечательный рассказ «После бала». Его главный герой Иван Васильевич «был пьян своей любовью» и весь вечер на губернском балу танцевал только с Варенькой. Там же был её отец, полковник Петр Владиславич – «красивый, статный и свежий старик». После обеда хозяйка уговорила его пройтись один тур мазурки в паре с дочерью. Весь зал был в сильном восторге, а Иван Васильевич проникся к Варенькиному отцу восторженно-нежным чувством. Гуляя потом всю ночь по городу, он увидел, как утром на плацу наказывали солдата за побег, его прогоняли через строй. Петр Владиславич шёл рядом и следил, чтобы все солдаты били его палками как должно. Потом и сам отхлестал перчаткой по лицу нерадивого солдата за проявленную жалость к дезертиру.
Иван Васильевич никак не мог понять, хорошо ли или дурно то, что он сейчас видел: «Очевидно, он что-то знает такое, чего я не знаю, – думал я про полковника. – Если бы я знал то, что он знает, я бы понимал и то, что я видел, и это не мучило бы меня». Так и не узнав этого, он не смог поступить потом ни
