работу, чтобы следующий по цепочке ее принял»50. Такой подход – в русле этнометодологии или социокультурной антропологии – в состоянии выявить мотивацию, а значит ментальное, психическое содержание юридической практики. При этом внешние ограничения формируют (конструируют) специфику, например, профессионального юридического мышления – знания того, как надо (как правильно, эффективно, целесообразно) вести себя в типичных юридически значимых ситуациях. В то же время на знания схем (фреймов и скриптов) юридического мышления всегда накладываются ситуативные и личностные факторы: интересы, мотивы и др. Такого рода схемы типизированного мышления, их означивание (интерсубъективное разделяемое знание – «фабрика социальных значений», по терминологии П. Бергера и Т. Лукмана) и осмысление актором образуют жизненный мир юридической повседневности51.
Эпоха постмодерна отличается от когнитивных иллюзий Нового времени как раз акцентированным вниманием к жизненному миру повседневности. Будучи «конечной областью значений естественного языка и культурной символики»52, «совокупностью дорефлексивных очевидностей сознания»53, жизненный мир повседневности выступает основанием социального бытия, социальной (и правовой) реальности, имманентным признаком которой является ее означенность и осмысленность. Правовая реальность образуется, прежде всего, повседневными практиками, включающими ментальную, психическую составляющую, содержание которых задается тем, как люди – носители статусов субъектов права – означивают и осмысляют54 юридически значимые ситуации.
Пришествие постсовременности сопровождается усложнением социальной организации. Фрагментаризация или множественность социальных ролей и статусов приводит к утрате референтности: сегодня нет общепризнанных общезначимых авторитетов в масштабах социума для всех социальных групп, которые задавали бы образцы общезначимых юридических смыслов. Одновременно наблюдается фрагментаризация правовых традиций и обычаев и их осмысления, что дает основание задать вопрос: а сохраняется ли сегодня единая общесоциальная правовая культура в масштабах общества? Можно ли говорить о едином юридическом профессиональном и обыденном мышлении, или следует вести речь не более чем о субкультурах и множестве типов восприятия и осмысления правовой реальности? Важность этого вопроса в том, что единство культуры как раз и выступает основанием социального – и правового – порядка и юридического мышления. Не ставя перед собой непосильной задачи ответить на этот фундаментальный для социальной науки вопрос, полагаю, что позволительно констатировать: на наших глазах происходит локализация и фрагментаризация социальной и правовой идентичности, которая становится все более мозаичной и размытой. А поэтому размывается, фрагментируется по субкультурам и социальный порядок, а также юридическое
Восприятие внешней информации происходит через приписывание (атрибуцию) значений – общих известных признаков воспринимаемому. Тем самым осуществляется распознавание объекта или ситуации. Как отмечается в когнитивной психологии, такое означивание как распознавание – в случае ее беспроблемности – происходит бессознательно. В случае сложности узнавания или идентификации включается рефлексия, действующая по принципам гештальта, описываемых гештальт-психологией. См.:
Там же. С. 162.
Означивание происходит на уровне социальных практик, а осмысление – в индивидуальном восприятии и переживании. При этом первой и второе диалогически взаимообусловливают друг друга.
