потолке, на тот случай, если что-то захочет выползти оттуда и постоять у кровати с его стороны. Или с любой стороны. «Индейцы боятся привидений», – вот как он тогда объяснил это Пите. Сейчас у него тоже нет другого объяснения.
– Я не могу спать, – говорит он.
– Несколько минут назад ты вполне себе спал.
– Почему ты встала? – спрашивает Льюис, наблюдая за профилем Питы.
– Мне показалось, что я что-то услышала, – отвечает она, пожимая одним плечом.
– Харли? – Льюис задает этот вопрос, потому что это очевидно.
– Лестница, – говорит Пита, и все тепло мгновенно покидает тело Льюиса.
Он делает вдох, потом выдох, длинный и дрожащий.
– Я не рассказал тебе всего о той… охоте, потому что не хотел, чтобы ты об этом думала, – говорит он.
После этих слов Пита поворачивается к нему. Такое оправдание заслуживает полного внимания с ее стороны.
– Ты не любишь слушать о… животных, – прибавляет Льюис.
– Но эта история про тебя, – без колебаний возражает она. – Она о том, кто ты такой.
– Я не рассказал ей конец этой истории, – говорит Льюис еле слышным, треснувшим голосом.
Пита не отрывает от него взгляда. Ждет.
– Уверена, что хочешь знать? – спрашивает он.
– Ты на ком женат? – задает она встречный вопрос. – На ней или на мне?
Льюис кивает, принимая удар, и вновь возвращается туда, начиная с того момента, когда он разрезал живот молодой вапити, когда он вонзил нож в молодую самку, которая не понимала, что она уже мертва, и на снег вывалилось ее вымя. Оно было голубоватым, мускулистым и покрыто венами, еще соединенное с молочными железами и готовое для кормления.
Она была слишком молода для беременности, вероятно, она не смогла бы доносить теленка до весны, в любом случае, сезон был неподходящий, плод не мог быть таким большим, но все равно – вот почему она так боролась, он знал это тогда и сейчас знает. Неважно, что она умерла. Она должна была защищать своего малыша.
И этот младенец, этот эмбрион или зародыш, этот теленок свернулся там, внутри, похожий на фасолину, и прижал головку к груди, будто собирался посмотреть на него из кровавых внутренностей матери, будто собирался вскочить на четыре тонкие, дрожащие ножки и уйти прочь, вырасти, но так и не развиться до конца, поэтому он бы в конце концов остался большеглазым гладкокожим зародышем весом в семьсот фунтов, вечно ищущим свою погибшую мать.
Когда Касс не смотрел на Льюиса, а он совсем не обращал на него внимания, Льюис прикладом ружья вырыл ямку в смерзшемся грунте и бережно уложил незавершенного вапити в землю, присыпал его, как мог, а затем – неважно, что вокруг бушевала метель, швыряя на него один снежный заряд за другим – не пожалел сил и времени, чтобы разделать эту молодую вапити, как следует, до конца.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте
