style="font-size:15px;"> По этому смеху их заметила Марьяна, идущая под руку с Митей. За ними семенили верные Ниночка и Настенька, все четверо уселись рядом и бесцеремонно растащили принесенный Анисьей горох. Вскоре к ним присоединились Арсений и Аленка. Пришли они с разных сторон и друг с другом общались отстраненно, будто бы отношения их окончательно разладились.
Ущербную луну затягивало в темноту, однако дальше облака не ползли, и небосвод все больше походил на драгоценную ткань из сокровищниц Муромцев. Небо тяжелело от звезд, наливалось сиянием, готовое прорваться сверкающим дождем.
Сева пришел в компании той девушки, которую Полина повстречала в лесу. Девушку звали Катей, своим добрым и простым лицом она сильно отличалась от всех предыдущих Севиных избранниц.
«Может, она ему и не девушка?» – подумала Полина, но тут же отбросила эту мысль, чтобы не напоминать самой себе ревнивую Анисью, которая до последнего отказывалась признавать чувства Севы к какой-нибудь колдунье.
Сам Сева не обратил на Полину никакого внимания, ничто в его движениях или взгляде не напоминало о той случайной сцене в лесу. Он придвинулся к Муромцу и принялся что-то ему рассказывать.
Так Полине было гораздо спокойнее. Лучше бы он не замечал ее, как она привыкла, и не делал ничего странного. Она давно во всем разобралась и объяснила себе, почему каждый раз Севины слова или действия ее волнуют. Оба они оказались связаны несколькими важными событиями: сначала Овражкин нашел ее на Купальскую ночь, потом она стала хранить его перо и помогать в обряде превращения в коршуна, после он участвовал в ее спасении из плена Старообрядцев. И каждый раз все происходило с легкой руки Муромца или по велению Ирвинга. Но не по собственному Севиному желанию и не по воле самой Полины. И это могло бы их сблизить, даже сдружить, но они слишком расходились характерами, да и говорить им было особо не о чем.
Все эти выводы прекрасно жили у Полины в голове, когда Сева скользил по ней равнодушным взглядом или молча проходил мимо. Но его редкие фразы, сказанные ей… То, как он нежно провел по ее руке, прежде чем вложить записку когда-то на балу в особняке Муромцев… То, как близко подошел к ней и положил ей в рот ягоду… Это выбивало из равновесия, не давало уснуть, а сны все были – сплошь патока да тягучий мед, наутро от них оставались ощущение горячего дыхания на коже, стук крови в висках и сладкая боль в животе.
Так пусть он лучше не глядит на нее. Пусть обнимает и целует эту Катю с милым, добрым лицом. Пусть влюбится в нее так, что всем это станет видно.
Но Сева не обращал внимания и на Катю. Казалось, он забыл о ее присутствии, как только пришел.
Над поляной поплыл аметистовый туман. Полина закуталась в шаль поплотнее. Пальцы стянули тонкую полоску кожуры с последнего горохового стручка, горошинки одна за одной высыпались в ладонь. Давно переспевшие, потерявшие сочность и налившиеся кисловатой твердостью, на вкус они напоминали об уходящем лете.
Маргарита
