style="font-size:15px;"> Я ошеломленно смотрю на него.
– Во имя Кроноса, Хулио! Ты ударил Стража? Повезло еще, что отделался домашним арестом. – Неделю назад я бы рассмеялась, но теперь угроза никогда его больше не увидеть кажется слишком реальной и болезненной, так что и вовсе не хочется о ней думать. – Если не будешь осторожен, тебя могут исключить из программы.
Хулио медленно принимает сидячее положение и, разом посерьезнев, скользит взглядом по моему лицу.
– То же самое могу сказать и о тебе.
Хулио тянется к моему капюшону, и я резко вдыхаю носом воздух. Он уже много лет относится ко мне по-доброму, но у меня до сих пор тело ноет после процедуры исправления, провоцируя оборонительную реакцию. Я замечаю бледно-фиолетовый синяк на костяшках его пальцев и гоню от себя воспоминания о холодной комнате, стараясь думать исключительно о Денвере – Страже с каштановыми волосами и подбитым глазом. Надеюсь, именно ему достался тот удар, из-за которого Хулио посадили под домашний арест.
Хулио откидывает капюшон с моего лица и поджимает губы, глядя на то, как меня разукрасили. Небо темнеет, налетает порыв горячего ветра, вызванного вспышкой его гнева, рассеивает лепестки цветущей вишни над водой. Над маленькой бухтой, где полным-полно туристов, сверкает молния, заставляя их с криками бежать в укрытие. Женщина среднего возраста с висящей на шее камерой притормаживает рядом с нами. На ее лице – материнская обеспокоенность. Увидев наши синяки, она наверняка напридумывает себе всяких ужасов. Хулио насылает на нее порыв ветра, заставляя поспешно ретироваться, кутаясь в куртку.
– Кто сотворил с тобой такое? – низким голосом грозно вопрошает он, когда женщина скрывается из вида.
– Стражи Кроноса, – отвечаю я чуть слышно. – На прошлой неделе четверо из них подстерегли меня в темном переулке.
– Ради исправления.
Я вскидываю голову, не в состоянии скрыть удивление. Разлившаяся по его лицу горечь свидетельствует, что и самому ему эта процедура не чужда.
– Это из-за меня? – уточняет он.
Понимаю ход его мыслей. Я и сама так поначалу подумала. В отчетах о моей смерти никогда нет ни слова о борьбе или кровопролитии. Но прежде в Центре Управления на это никогда не обращали внимания.
– Нет, – отвечаю я. – Не из-за тебя.
Я прикусываю изнутри свои и без того болезненные щеки, чтобы скрыть румянец.
– Что ты натворила? – сдавленно интересуется он.
Я не знаю, как объяснить так, чтобы не представить ситуацию в еще более худшем свете.
– Черт, Флёр, неужели ты…
– Нет! А даже если и так, это не твое дело.
Я с корнем вырываю из земли одуванчик. Никого не должно волновать, кого я поцеловала или с кем хочу уединиться. И уж конечно только меня касается, в кого мне влюбляться.
– Я как раз хотел спросить, задумывалась ли ты о том, как опасно близко подобралась к красной черте?
– Большое
