он будет её ждать, начиная с семи часов пополудни.
Санкт-Петербург, Екатерининская набережная
…июля 1878-го г.
Ждать пришлось куда больше часа. Впрочем, другого чего Серёжа и не ждал – уважающая себя барышня непременно опоздает на свидание, да ещё и назначенное столь вольным способом. Нет, чтобы прийти самому, с букетом, приобретённым в хорошей цветочной лавке! Тогда, конечно, тоже придётся подождать – всякой приличной девушке нужно время на сборы, и время немалое. Но в три четверти часа, пожалуй, можно было бы и уложиться…
Букет, правда, имелся. Серёжа предусмотрительно приобрёл его у девчонки-цветочницы, устроившейся со своей корзинкой на противоположной стороне Невского, напротив Казанского собора. И прохаживался весь час, заложив букет за спину и страдая от нелепости своего положения Ему казалось, что взгляды прохожих обращены на него, и во всяких глазах угадывал сочувственную насмешку: «что, братец, ждёшь? Ну, жди – жди, то ли ещё будет…»
Нина подъехала, когда часы на углу показывали без четверти пять. Солнечно улыбнулась жениху, спрятала на миг лицо в лепестках цветов – Серёжу захлестнуло волной незнакомого аромата – и торопливо продела руку в шёлковой бежевой перчатке в его локоть: «Куда пойдём, друг мой?»
– Спозвольте пройтить, вашбродие! – раздалось из-за спины. Юноша обернулся – торопливо посторонился, пропуская двоих заляпанных извёсткой мастеровых, торопившихся с охапкой инструментов своего ремесла к давешней тумбе на углу. Тот, что шёл впереди, поставил на тротуар ведро с кистями, содрал с тумбы прикрывающие её рогожи, с натугой поднял плетёный короб и пропихнул его в большую дыру в боку тумбы. Серёжа обратил внимание, что мастеровой обращается со своей ношей необычайно осторожно. Второй, высокий, с журавлиными ногами, волокущий лестницу-стремянку, едва не задел прохожего – полного усатого господина в рединготе и чёрной, как сажа, шляпе-котелке, буркнул что-то извинительное и потянул из кармана конец бечёвки. Обиженный господин попятился, пробурчал брюзгливо: «Развели безобразие, а ведь тут государь император ездит! И куда только смотрят градоначальник с полицмейстером? И в подтверждение своих слов махнул рукой вдоль Екатерининской набережной.
Серёжа повернулся – со стороны Конюшенной площади приближался царский кортеж. Это был так называемый малый выезд – шестёрка лейб-конвойцев и закрытый возок. Городовые уже суетились, расчищая дорогу, взлетали зонтики, шляпки, картузы, неслись приветственные возгласы. Серёжа собрался, было, увлечь спутницу в сторону, освобождая проезд – и встретился взглядом с долговязым мастеровым.
Он узнал его сразу – тот самый студент-правовед из трактира на Измайловских линиях, заподозривший в Серёже филёра; «чижик-пыжик», осмелившийся нагрубить Нине в гельсингфорсской кофейне и потом едва-едва не сцепившийся с Серёжей в поединке в заснеженной
