катер равномерно покачивался на усиливающихся с каждой минутой волнах. Молы у входа в главную бухту хоть и сдерживали волны, но той болтанки, что творилась на море, хватало, чтобы Гоше поплохело за время пересечения бухты. «Слава Богу, что я на флот служить не пошел,» – пронеслось тогда у Егора при воспоминаниях о пережитых минутах.
Ёж, заметив взгляд напарника, только хмыкнул и хлопнул того по плечу.
– Пойдем! Командир уже выдвинулся.
Андрей медленно шел поперек площади, стараясь не упустить ни одной детали, даже самой мелочной на первый взгляд. Его парни, в составе пятнадцати человек, половина из которых состояла на службе в спецкоммендатуре при исследовательском реакторе ИР-100 и были профессионалами своего дела, другая же половина была из так называемых вольнонаемных, которые выявили желание вступить в ряды вооруженных сил неожиданно возникшего гарнизона. И если у кого-нибудь из «молодых» сейчас и были спазмы в районе ягодиц, то они старались ни коем образом этого не демонстрировать. В противном случае, командир, не моргнув глазом, изменил бы свое решение о зачислении их в ряды огневой поддержки и отправил бы в распоряжение Сенчукова, местного «Кулибина», который был в состоянии из газового ключа и нескольких дощечек андронный коллайдер смастерить.
Очередной раз услышав ржавый скрежет, Андрей поднял голову, вглядываясь в нависшее над головой небо. Вместо привычных серокрылых крикливых чаек, столь распространенных во всех приморских городах, над главной площадью города эхом проносилось хриплое карканье воронья, что заняло практически все верхушки растущих возле аллеи городов-героев и адмиралтейства гигантских платанов с гладкими, словно отполированными стволами. Их карканье, эхом разносившееся по безлюдной площади и отражающееся от стен здания городской администрации, навевало еще большую тоску и напоминало обо всех случившихся переменах.
Чуть дальше и правее застыли две брошенные разбитые машины, протаранившие изгородь, отделяющую дорогу от тротуара, и влетевших практически на лестницу у доски почета, что располагалась возле входа на площадь Нахимова, и так и застывшие обезображенной грудой обгоревшего металлолома, покрывшегося черной гарью от возникшего при ударе пожара. Фотографии достойнейших граждан города, красовавшиеся на Доске почета, так же были все в пятнах копоти и разглядеть их лица теперь было сложной задачей. Да и кому сейчас придет в голову рассматривать фотографии этих людей, которых-то и в живых, скорее всего, уже и нет? Внутри обуглившегося остова на водительском кресле как дополнительная иллюстрация ко всему происходящему застыло полностью обгоревшее тело, больше похожее на ископаемую мумию. Только общие очертания тела указывало на то, что это некогда было живым человеком… Черные обгоревшие до костей руки, согнутые в локтях, словно и сейчас сжимали невидимый руль, черт лица уже было не разглядеть – просто какая-то застывшая маска с открытым в немом и вечном крике
