ПАЛАНА + (АНДРИАНОВ). И… на этом всё закончилось. Дальнейшая расшифровка не приводила ни к чему. Получалась полная белиберда. Только через час он понял, что текст состоит не только из букв. Некоторые цифры так и оставались цифрами и отделялись от букв небольшими, заметными только после внимательного рассмотрения под лупой, пробелами. Часы показывали 11:05. До указанного Штерном срока, оставалось два часа. Закусив губу, Максим продолжил.
В 12:55 последняя группа цифр превратилась в буквы, и на листке появился расшифрованный текст:
«ПАЛАНА + (АНДРИАНОВ) 15 ИЛГЕТЫК ВЪЫВЪВЪЫН. 315 ЙЫЧЧЫЛЪКЭВЫЛГЪЫН ГЫТГЫН. 0 ТИЛМЫТИЛ КЫЧЧЫЁЛНГЫН. 345 АВЭЛЁКЭЧГЫН ВЪЭЕМ. 0 АЯТЫЛГЪЫН МИМЫЛ. 320 2560 ПШ.»
– Да это же корякские слова записанные кириллицей! – На семинарах общества Шкуранский знакомил их с основами корякского языка. Корякские слова записывались в словаре кириллицей, ибо своего алфавита коряки не имели. Максим откинулся на спинку стула и выдохнул. Перед его глазами цифры и буквы водили хороводы, сливались в линии, разделялись, снова стекались, образуя различные геометрические фигуры. Он тряхнул головой, засунул листки с шифром и с расшифрованным текстом в карман рюкзака и помчался в подвал к Штерну.
3
Когда Максим появился в читальном зале, оказалось, что все сбились с ног, разыскивая его. Ольга Макаровна строгим голосом приказала ему оставаться на месте и по телефону сообщила директору, что Максим нашёлся. Через пять минут, слегка пожурив за отсутствие на рабочем месте, директор вручил Максиму конверт с премией и почётную грамоту за неоценимую помощь в работе библиотеки. Потом директор удалился, а Максим приступил к выполнению своих обязанностей.
Перед самым закрытием появился профессор Шкуранский.
Несмотря на духоту, он был одет в светло-коричневый без единой складочки костюм-тройку, безукоризненно сидевший на его худощавой фигуре. Ворот белоснежной сорочки расстёгнут. На ногах лёгкие летние туфли белого цвета. Из нагрудного кармашка пиджака сиял белизной край носового платка. Тонкими, без единого намёка на загар, узловатыми пальцами он удерживал небольшой, коричневый кожи, чемоданчик-дипломат. Его округлое и такое же бледное, как и руки, лицо, снизу обрамляла аккуратная шведская бородка.
Острый нос, карие, сверкающие из-под дымчатых стёкол очков, глазки, лучились уверенностью и умом. Эти глазки постоянно метались с одного предмета на другой. И если бы не роскошные прямые до плеч волосы, Шкуранский походил бы на хищного осторожного и проворного зверька – соболя.
Вошёл он стремительно и, не доходя до отгородки, за которой сидела Ольга Макаровна, замер в живописной позе, как артист, вышедший на сцену и ожидающий аплодисментов.
– Здравствуйте, здравствуйте дорогая Ольга Макаровна. – Он элегантно приблизился и принялся целовать раскрасневшейся Ольге Макаровне руки. – Вечность, вечность не был здесь, в этом храме, в этом хранилище знаний.
– Наверное,
