Тем более на Пасху! Но ведь сегодня 1-е мая! Тоже не просто так, потому что первомайская ночь давно уже носит звание Вальпургиевой. Вот это номер: пляска Вита на Лысой горе в Воскресенье Христово! Дьяволиада какая-то. И сон такой… не очень уж душевный… даже башка до сих пор всё ещё побаливает…
Потом, Воскресение Христово, появившееся неизвестно откуда… хотя, известно откуда, но я первый раз в жизни начисто забыл о Пасхе! Вот уж точно умственное расстройство крайней степени. Забота земного рогатого куратора вовремя подложить свинью! Что делать, работа у проклятых аггелов такая.
Я снова влез в справочник Символов. Оказывается, Пасху всегда вычисляли по Лунному календарю и совпадение с Вальпургиевой ночью, когда ведьмы и демоны собираются на шабашку, бывает только раз в шестьдесят лет, то есть, любой человек может похвастаться тем, что один раз в жизни ему пришлось присутствовать в демонических присутственных местах, когда черти радостно плясали в честь Воскресения Христа! Надо будет утром заглянуть в храм на литургию – хоть немного очистить душу от накопившейся грязи. Какой же из меня Екклесиаст в неотмытом виде?
Ладно, будущее покажет, кто есть кто. Всё же в эту круговерть я угодил неспроста, надо подготовиться. Но к чему?! Многодумно размышляя над догнавшими меня событиями, я снова влез в Библию. Влез наугад. Собственно, получилось совсем неплохо, потому как перед моим туманным после виртуального сна взором возникла заветная клинопись. Ну, не совсем, конечно, клинопись, но золотыми буквами на любой скрижали такое выбить не мешало бы:
«Не торопись языком твоим, и сердце твое да не спешит произнести слово перед Богом; потому что Бог на небе, а ты на земле; поэтому слова твои да будут немноги, ибо, как сновидения бывают при множестве забот, так голос глупого познаётся при множестве слов».
Зачем в очередной раз удивляться? Я, вероятно, очень скоро разучусь это делать совсем, ведь я – писатель. Вообще-то, если я разучусь удивляться, писательский зуд сразу меня оставит, а мне этого ой как не хочется. Конечно, эту «наугадную», то есть выгаданную мной фразу Проповедника можно при желании пристегнуть к любому и каждому из человеков, только это хоть что-нибудь изменит? Вряд ли. Кусочек Истины всё же догнал меня, как ни старался я удрать из приснившегося мне потустороннего Зазеркалья. Бегаю, значит, немножечко похуже. А, может, и Кадиллак недаром потрудился? Живописный хруст проломленного черепа и сломанных ног ниже колен до сих пор звучит в ушах. Вероятно, этого сна мне не удастся забыть никогда.
Со снами, в общем-то, понятно, с Екклесиастом тоже – он, скорее всего, ещё не раз и не два будет доставать меня в подлунном. У каждого Проповедника в отличие от обыкновенного человека есть своя какая-то истина, свой критерий. Но я-то Екклесиасту зачем? Этот вопрос не оставлял меня и свербил в сознании будто деревенский сверчок за печкой.
Если бы я раньше участвовал, скажем, в каких-нибудь мистериях или был бы одним из
