Но где, в каких туманностях, в каком времени или безвременье, называемом вечностью? Время исчисляется на земле, и опять же, весьма условно обозначено. Названо, обозвано так.
***
Но даже в полуфимических этих условностях безусловная данность, жизнь, а с нею осознаваемый тобой этот мир куда-то канет. Останется – память. Пусть даже на облаке. Память о страхе, горечи, жажде. И только там, в памяти, станет всё это иным, отстоявшимся и отлившимся уже в настоящих очертаниях и формах, а не только в полупризрачных, зыблемых страстями силуэтах. Они и на облаке не исчезнут.
Но если когда-то виделись в болезненном, лихорадочном состоянии переживания, пережёвывания ситуаций, и не столько психикой, разумом, сердцем, сколько жадностью, жирностью, плотью, то память опрозрачнивает их. Отформовывает, выстраивает.
***
Память свежее жизни.
***
Вспомнилась детская коллекция камней, намытых из увитого травой изумительного арыка, светло и весело, с радостным даже подхохатыванием и подскакиванием на земляных бугорках бежавшего сверху, с вершин ледниковых гор через весь город, в самые его низы, а потом выбегавшего в бескрайнюю степь и там умолкавщего, уходящего в знойную, растрескавшуюся от солнца глинозёмную почву, выпивающую его без остатка.
А по самому городу он ещё звонко журчал по песочку, по разноцветным, то матовым, то искристым галечкам. Отчётливо помню, как они светились, эти волшебные камушки, переливаясь в воде, как тускнели потом, вынутые из воды, подсыхали на солнце, покрывались грустными трещинами…
***
Грусть прошла. Я вспомнил отца.
***
И вспомнилось оттуда, из потемневших уже глубин, подёрнутых мягкой тафтой сумерек, как она зачаровывала, предвечерняя тишина детства! Как рассказывали, рассевшись гурьбой на кирпичиках вокруг тёплой дворовой трубы, уходяшей из недр кочегарки в небо, как травили, а то и зловеще понизив голос выпевали друг другу страшные сказки, жуткие истории! Считалось, а даже и выходило на деле – кто страшнее загнёт, тот и главный, тот в авторитете.
Как они завораживали и мучили, страшные детские игры! Жмурки, прятки, кондалы… другие, полузабытые, а то и вовсе забытые. Древние жестокие игры. В их подоснове – дегенерировавшие заклинания, ритуалы, бывшие когда-то обычаями и верованиями взрослых, а со временем отошедшие к детям.
Овечьи ужасы детской, скукоженной, запуганной всеми страхами мира души… они не замирают до конца. Проступают с годами из баснословного былого, навсегда угнездившегося в сердце, так и не осознанного, не осветлённого разумом. Не обезвреженного светом…
Или сила ужаса шла изначально, и осталась навеки, как незапамятные мамкины песни, страшные песни на ночь? Чем сильнее напугаешь, тем скорее заснёт «проклятущее» дитя…
***
На пальцах,
Впеpевалочку,
Костяшками,
Суставами
Стучит,
Идёт
