боярин Софоний и стрельнул быстрым взглядом на побратимов. Тимофей Заболоцкий и Илья Булданин затворили дверь и встали перед ней, передвинув пояса рукоятями сабель вперед.
– Выродились Годуновы, подьячий. – Темеш Бастанов свернул грамоту, пряча список от глаз излишне любопытного гостя. – Во времена Дмитрия Зерна богатый род, знамо, был. Однако же, сам понимаешь, с каждым поколением земли наследные дробились. Коли у отца три сына вырастает, каждый втрое беднее родителя в итоге становится. По тому обычаю Годуновы столь обнищали, что удела отцовского разделить ужо не смогли. Сам ведаешь, по уложению о службе боярин одного воина со ста чатей[13] выставить обязан. Коли поместье меньше ста чатей выйдет, то какой ты уже боярин? Смерд ты обычный, крестьянин черный, и тягло у тебя крестьянское.
– Так у них что, меньше?
– Больше, – усмехнулся опричник. – Да токмо на троих! Еще у родителей на двоих без малого сто тридцать четвертей было. Посему, как только отец братьев преставился, дядька их к себе в семью взял. Осьмнадцать на троих, как тут ни дели, все едино крестьянская доля выходит. А так весь удел на старике числится. Токмо потому они еще детьми боярскими и записаны.
– Так, может, воины знатные?
– Может, и были знатными. Да токмо годы у них уже не те. А Федор Годунов так и вовсе на левый глаз кривой. Хорош витязь отборный для государя: нищий, слабый и увечный!
– Выходит, из сотоварищей твоих с ними никто и вовсе не разговаривал? – переспросил Басарга.
– Нет, подьячий. Хватило слова старосты земского. Боярин Путята своих воинов и так всех знает.
– Не обидишься, коли я с ними побеседую?
– Беседуй, коли не лень, – пожал плечами опричник. – Однако же я своим словом за братьев сих не поручусь.
– То на моей совести останется, боярин. Ты токмо в город их призови. Твои посыльные, мыслю, земли здешние ужо изучили?
– День к закату идет, – немного поколебавшись, ответил боярин Бастанов. – Сегодня к ним гонец уже не поспеет. Стало быть, завтра. Пока соберутся, пока приедут… Полагаю, дня три вы, други, можете отдохнуть. А как Годуновы доберутся, велю известить.
Неведомо, что там подумал Темеш Бастанов об интересе примчавшихся в Кострому с особым приказом опричников к роду Годуновых, однако же сообщивший о приезде братьев посыльный привел Басаргу и его товарищей не в приказную избу, а в пыточный погреб, устроенный в угловой башне крепости, неподалеку от поварни и хлева, – чтобы запахи кровавые и крики истязаемых обычному люду не досаждали.
Помещение было небольшим, даже скромным – где-то десять на десять шагов и в две сажени высотой. Три лавки, один стол, пара изрезанных чурбаков да свернутая в углу веревка. Даже кнута не имелось – его, как писарь чернильницу, кат завсегда с собой приносил. Однако же такое место для разговора с московскими боярами братьев Годуновых явно тревожило – хотя на дыбу их никто не вздергивал, токмо обождать на скамье
Чать (четь) – размер пашни примерно в полгектара.
