работник. Литраб. Коляна Крутилин.
Ленивый. Прокудливый. Коварный.
За десять дней не смог написать репортаж о вывозке свёклы.
Я ему коротенькую солёненькую лекцию о лени.
Он морщится. Я с вопросом:
– Не хочешь ли ты сказать, «быстрой езды не любит тот русский, на котором ездят»? Чего кривишься, будто я тебя заездил?
– Насчёт езды тут ни к чему… Ну только не говори шефу, – шепчет он, заикаясь. – В понедельник начну выдавать! Смотреть можешь. В понедельник!
Без опозданий пожаловал господин Понедельник.
– Я готов к смотринам, – потираю я руки. – Написал?
– Сперва внимательно посмотри на меня.
– Смотрю. Ничего из серии шокин-блю[9] не вижу.
– У меня беда с головой, – заскулил он. – Ехал в колхоз. Полный ход. Кузов. А мне так и хочется спрыгнуть…
– И ты не попробовал?
– Тебе смешки. А мне было… Хоть привязывайся к решётке на окне!
Вместо обещанного репортажа взял он двухнедельный отпуск. Без содержания.
2 октября
Летучка.
Мой отчёт. Мне высочайше пожаловано два дня творческого отпуска. Больше всех давал материалов.
4 октября
В пединституте сдал социализм по экономике. Учебник не держал в руках.
8 октября
Нюрка и бабка поладили.
Дуэтом хвастливо докладывают мне:
– А у нас в жилах фулюганит дворянская кровушка!
– Да ну! И давно шалит дворянская?
– А всю жизню!
– Анатолик! – говорит бабка. – А что это ты по четырнадцать часов работаешь?
Нюрка:
– Директором хочет стать.
– Он не будет дилектором! – выносит приговор бабка. – Живота нету.
10 октября, суббота
Факельное шествие «Искателя». Триста факелов и тысячи зевак на тротуарах. Впереди военный оркестр.
Идём с плакатом «Сегодня уничтожим последнего хулигана!»
На стадионе пускают ракеты.
Речи. Волков:
– Пора кончать с хулиганством!
Поджигают чучело хулигана.
Сильные хлопки.
Это взрывается последний хулиган.
Живые хулиганы хохочут.
11 октября
Приплёлся с базара с картошкой и капустой.
Дома баба Маша говорит:
– Голубчик Анатолик! Я с тобой побеседую. Ушла она пить. Ну как ты думаешь? Купила торф (торт) и ушла к Витьке. Присогласили и меня. Итить – надо штой-то купить. А я не такая свинья, чтоб сегодня пить, а завтра зубы на полку. А вот она пошла! Она ж пять лет лежала в буйной, три – в тихой. Я как мать под расписку её взяла. Она пьёт. Я возради тебя тут живу. И за тобой я чувствую себя упокоенно. Вот придёт вечером, ты, голубчик Анатолик, не давай меня бить. А то она меня заметелит. Я ж несильная, как старая муха.
Шокин-блю – особенный.
