на меня так же резко, как слова полицейской Гринвуд, сказанные мне в тот день:
– На борту был и ваш муж… все погибли.
Не ты это. Твой брат. И как я раньше не замечала, что вы с Йеном так похожи. Глаза, например, как у тебя, карие, совершенной овальной формы. Как же мне не хватает их, как я скучаю по твоей привычке брать в ладони моё лицо и смотреть на меня этими своими глазами.
И волосы не отличишь. Только Йен стрижётся короче, в деловом стиле, как и положено партнёру в юридической фирме «Кларк и Барлоу». А так – всё тот же шоколадно-каштановый цвет.
– Привет, Тесс, – говорит Йен, делая шаг ближе, и все мои надежды испаряются окончательно, потому что он не такой высокий, как ты, а с меня ростом. В нём метр семьдесят семь, и он, подойдя, становится вровень со мной. Его – твои – глаза глядят ровно в мои.
– Привет, – говорю, не знаю, куда отвести взгляд: не могу я смотреть ему в глаза, приходится пялиться на белую дверь с чёрными петлями, ведущую на кухню.
Обнимаемся – неловко, ступни словно примёрзли к полу, и только туловищем тянемся друг к другу. Помню, когда встречались с ним раньше пару раз в год, он не пытался со мной обняться. Он только рукой мне, бывало, махнёт, скажет так: «О, привет, Тесс», – как будто я дальняя родственница на свадьбе, которую не очень-то и хотели туда звать.
На твоих похоронах вот обнялись. Не помню, кто потянулся первым – я или Йен, но теперь так у нас с ним, видимо, стало принято.
– Не могу до тебя дозвониться, – говорит Йен, едва мы друг от друга отстранились.
– Прости, заболела. Грипп, – вру я.
– Две недели? – спрашивает он недоверчиво, и я не знаю, что ответить.
– Давай, может, зайдём, поговорим, – предлагает он и, не дожидаясь ответа, уверенно идёт в сторону двери, а я волочусь за ним, как будто это вообще он хозяин, а я – гостья.
Трясущимися руками пытаюсь вставить ключ в замок. То ли всё не отойду, ведь я подумала, что тебя увидела, то ли холодно очень, но старый механизм всё не поддаётся.
– Давай я помогу. – Йен подходит ближе, жестом давая понять, что откроет сам. – В мороз нужно вверх потянуть, а то не откроешь, так и раньше было. – Жалобно скрипят петли, и дверь открывается. Йен шествует внутрь, а я остаюсь на пороге. Как же не хочется вслед за ним куда-то идти.
Йен как будто забыл, что уже двадцать лет здесь не живёт, ведёт себя так, будто дом – его, а твоя мать ещё жива и ходит, ворча, по дому.
Тесси, это мой старший брат. Он помочь пришёл.
Ну, может, и помочь. Но тебя он всегда держал за глупого подростка, а нас с Джейми – за временных попутчиков.
Ты тоже хороша. Всё, что он ни делает, воспринимаешь в штыки.
Скидываю ботинки в углу, иду в носках по полу на кухню. На холодном кафеле ноги немеют. Отопление отключили, поэтому дома такая же температура, что и на улице. Но какая разница: будь на кухне тропики, я бы всё равно ёжилась от холода.
Йен облокачивается на столешницу спиной к окну,
