в обмороки. Девчонки в старших классах практиковали такие дамские штучки. Мне же это казалось нечестным по отношению к парням. Я не теряла сознание и при виде крови или ран, не падала от несчастной любви. А тут – на тебе. Я – в больнице. Пять минут назад ушла Ленка. У меня от неё разболелась голова. Лена долго щебетала. Всё рассказывала, как Сергею Вадимовичу позвонили, как он вместе со Светланой примчался в галерею, как там им сказали, что меня увезли на " Скорой", и что меня сопровождал в больницу сам Крайнов.
Я лежала, закрыв глаза. Скрипнула дверь. В палату вошла медсестра. В руках она держала лоток, в нём лежал шприц.
– Это ещё зачем?– нахмурилась я.
– Доктор велел.– Спокойно ответила медсестра.– Повернитесь.
Я молча повернулась, отбросила одеяло и зажмурилась.
– Ну, вот и всё,– улыбнулась сестричка.– Это чтобы столбняка не было. Вы зачем довели себя до такого состояния?
– До какого?– спросила я.
– У вас началось сильнейшее воспаление. Так можно и до сепсиса дойти.
– Я всего лишь натёрла ногу.
– Не всего лишь, а очень сильно. Началось воспаление и вдобавок болевой шок.
– И долго мне тут лежать?
– Дня три придётся. Нужно понаблюдать за вами. Да и начальник ваш приказал лечить, как следует. Сказал, что вы нужны ему здоровой.
Да, это похоже на Сергея Вадимовича. Конечно, я нужна ему здоровой. Интервью, ведь, не сделала. А мог бы и машину дать, не пришлось бы на маршрутке тащиться, ножку натруждать. Глядишь, и в больницу не попала бы. Да, если бы да кабы.
Глаза стали закрываться, я почувствовала, что куда-то проваливаюсь…
Никита Крайнов сидел в мастерской. Первый день выставки пошёл комом. Он вообще не хотел давать интервью. Но Иван сказал, это не оговаривается. Иван очень много сделал. Если бы не он, выставки могло не быть. За аренду зала попросили большие деньги. Да и само место. Художники годами ждут. А тут сразу, не успел приехать, как Иван всё организовал. Никита потёр виски. Как-то всё кувырком пошло. С утра какой-то странный звонок, потом эта журналистка. Сначала жутко было. Крик, стук падающего тела. Как в заурядном детективе. Оказалось, всё даже смешно. Ей так нужно было интервью с ним, что с больной ногой она рвалась сквозь толпу к заветной цели. Надо бы съездить к ней в больницу.
В больнице он не был с тех самых пор. Элечка была для него всем. Даже мама удивлялась. Когда родился Никита, Эле было семь лет. И с того самого дня сестра не отходила от него. В семье часто вспоминали, как Эля просила маму дать ей братика покормить. Она смешно задирала маечку и прикладывала малыша к груди. Когда Никита подрос, сестра везде таскала его за собой. Даже когда у неё появились поклонники, любимый братик всегда был рядом. Никита часто вспоминал те вечера, когда они с сестрой выключали свет, брали фонарик и забирались под одеяло. Там, при свете фонарика они могли разговаривать полночи. Разговаривали про всё. Про исчезнувшую Антлантиду, таинственных лемурийцев, Бермудский треугольник. Эля говорила:
