за дверь и помчался в подвал.
За окном оглушительно громыхнуло, и тяжёлые капли дождя ударили в окно. До подъема оставалось несколько минут. В палате царила сонная тишина, но четверо её обитателей, давно привыкших к строгому больничному распорядку дня, уже не спали. В шесть часов из чёрной тарелки громкоговорителя должен был раздаться бой курантов и зазвучать гимн.
Так и случилось, но после боя курантов в палате неожиданно возникла томительная пауза. Все четыре пациента в недоумении продолжали лежать на кроватях. Привыкнув выпрыгивать из постелей при первом же аккорде гимна, теперь они оказались в крайне затруднительном положении. С одной стороны, по времени подъем уже состоялся, а с другой – команды для этого не прозвучало. Лица их в настоящий момент вдруг приняли облик маски японского театра «Но» – «Биккуримэн» – удивления.
Таракан, уже было собравшийся после сытного завтрака покинуть тумбочку, заподозрил, что снаружи происходит нечто ужасное, попятился и поплотнее прикрыл скрипучую дверцу. В этот момент из динамика раздался непонятный шум, скрип кровати, а затем долгие и громкие ругательства начальника службы безопасности и агитации больницы, отставного военного Корнея Куроедова. Из его пространного монолога следовало, что радиомеханик Рюкин проспал и не запустил вовремя запись гимна, но микрофон оказался включён. Впрочем, о последнем событии оба действующих лица не ведали.
«Что, паскуда, проспал? – орал диким голосом Куроедов. – Включай, мерзавец, музыку!» Лицо разгневанного мужчины приняло облик маски «Сусаноо – микото» – бога грома и ветра.
Неожиданно гимн грянул, но даже его первые аккорды не смогли остановить крики Куроедова и только временами заглушали его голос. Однако начальник безопасности упорствовал. «Союз нерушимый…» – величаво звучали мужские голоса академического хора. «…Козёл ты бодливый…» – хриплым баритоном продолжал ругаться Куроедов. «Да здравствует созданный волей народов…» – торжественно воспевали родное государство хористы, но начальник безопасности успевал в короткую паузу вставить очередное недружественное обращение к радиомеханику: «…рожает таких вот уродов». Казалось, что он соревнуется с исполнителями гимна, противопоставляя славословию маты, и даже одерживает победу. Впрочем, иногда он повторялся.
Не обращая внимания на торжественные аккорды, Куроедов продолжил ругань: «Ты где этот гимн откопал? – вопил он, не слушая ответного лепета Рюкина. – Почти десять лет как с тоталитаризмом – коммунизмом покончили, а ты никак забыть его не можешь, скотина! Всё никак свой Советский Союз забыть не можете, быдло! Нарожали идиотов. Новая власть вас просила об этом?» Кто и кого может «нарожать» в психиатрической лечебнице оставалось неясным.
Наконец, зазвучали заключительные слова песнопения, и тут невольные слушатели неожиданного радиоспектакля, включая умудренного жизнью таракана, вздрогнули от страха. Им всем одновременно показалось,
