желаний.
Сейчас по-весеннему яркая, словно раскрашенная пестрыми мазками степная ширь расстилалась насколько хватало глаз, до самого горизонта. Сабина любовалась всполохами цветов, превращавших зеленый покров в восточный ковер, пышный и изысканный. Желтые и пламенеюще-алые пятна тюльпанов, карминово-красные брызги маков, сиреневые вкрапления ирисов, серебристые полосы ковыля – вся эта роскошь была недолговечной и оттого особенно ценной. Не пройдет и месяца, как солнце наберет полную силу, раскаляя воздух и иссушая землю, забирая у нее жизнь и краски, и все это великолепие исчезнет до следующей весны, а степь обретет неброский зеленовато-охристый оттенок, по-прежнему оставаясь прекрасной, хотя это будет уже другая, более аскетичная красота.
Арман, как и Сабина, восхищался тем, что видел за окном, ведь он был чистокровным казахом, а равнодушно взирать на степные просторы не может ни один казах. И все же во взгляде юноши было больше спокойствия и если не скуки, то чего-то похожего на пресыщенность. Для него, в противоположность Сабине, эти впечатления были не внове: охотой, рыбалкой и прочими подобными мероприятиями регулярно тешились люди из окружения его отца. С малых лет Арман объездил и облетал все окрестности Алма-Аты, и для него этот полет был одним из многих. Отличие состояло лишь в том, что сейчас вместе с ним была его девушка, его Сабина. Но ни присутствие рядом возлюбленной, ни живописность рельефа не могли заставить его забыть о чем-то, что не давало ему покоя весь день и стало причиной бурной работы воображения его подруги. Он как раз был поглощен своими, судя по всему немало тревожившими его, мыслями, когда из задумчивости его вывел изумленный возглас Сабины:
– Арман, смотри, что это?
– Это Поющий бархан, – ответил за Армана пилот вертолета.
В этот момент они пролетали над плоской, покрытой скудной растительностью равниной, со всех сторон стиснутой отрогами Джунгарского Алатау и хребтами Большого и Малого Калканов. На юге поблескивала в лучах вечернего солнца Или́, крупнейшая река Семиречья28, а в самом центре долины, на фоне обступавших ее мглистых гор, неуместно светлым пятном выделялась огромная золотистая возвышенность из песка, решительно не вписывавшаяся в этот пейзаж и казавшаяся здесь абсолютно чуждой. Однообразная серовато-бурая равнина, темно-фиолетовые горы на горизонте и светло-желтый силуэт бархана составляли настолько разительный контраст, что это сбивало с толку и ломало привычные представления о природных ландшафтах. Было очень сложно поверить, что бархан – естественное, хотя и весьма причудливое, создание природы, а не очередной воплощенный в реальность человеческий каприз, но насыпать такую массу песка в безлюдной местности, удаленной от Алма-Аты на сто восемьдесят с лишним километров, было бы, мягко говоря, нелогично, поэтому приходилось признать натуральное происхождение этого исполина.
Вертолет подлетал все ближе, и увеличивающаяся
Семиречье (
