прикола, накорми мужа яичницей собственного приготовления.
– Ты точно сошла с ума. Ты хочешь, чтобы Борис сам закудахтал от изумления? Нет уж. Я берегу его нервы, он мне еще долго понадобится. Еще варианты?
– Ну, как насчет магазинов, солярия, маникюра, фитнес-клуба, шопинга, массажа и прочей канители жен-лентяек?
– Какая же ты скучная. Все, что ты назвала, – это мои серые будни.
– А я с какой стороны здесь? Не хочешь ли ты сказать, что я – праздник твоей жизни?
– Еще какой! Слушай, а можно я поеду с тобой? А? Скажем Борьке, что укатили вместе на море.
– Ага, мало мне будет тебя, еще придется терпеть охранников и всю твою прислугу. Вот удивится коллектив санатория, когда их посетит предполагаемая работница со своей свитой. Лерка, ты же не имеешь педагогического образования, а там – дети. К тому же еще и не совсем здоровые.
– Давай, давай, дави на мои недостатки.
– Ну, тогда поработай над наследством. Подари Боре мини-бориков.
– Я поняла, ты хочешь отделаться от меня, Болонка!
Этот разговор ведется с самого утра. С того времени, как ко мне прикатила моя лучшая подруга. В общем, все по порядку.
Болонка – это я. Только вы не подумайте, что тут находится лохматое чудо природы, которое прекрасно общается и, к тому же, скоро будет защищать диссертацию. Вообще-то меня зовут Лена. Лена Куликова. А Болонка – мое школьное прозвище. Когда-то, по-моему, еще в 7 классе, меня назвали так из-за моей длинной челки. Каждое утро начиналось со слов классной руководительницы:
– Куликова! Как ты добралась до школы, если перед глазами только присутствие густых зарослей? Пеняй на себя, Куликова. Не увидишь препятствие – убьешься. Ты только подумай, как это понизит наши показатели по технике безопасности!
На что Сережка Личенко, мой одноклассник, всегда отвечал:
– Зоя Федоровна! А ей нельзя отрезать челку, ведь как у болонок: отрежут – ослепнет! Болонка – она и есть, болонка.
После этих слов Личенко традиционно получал портфелем по голове или от меня, или от Лерки, и все дружно шли в класс.
Лерка… Моя наилучшая подруга. Мы с ней дружим, начиная с 5 класса, и за это время почти породнились. Мы – совершенно разные, но, в то же время, у нас много общих интересов. Может этот факт так нас и сдружил. Никогда не забуду первое наше знакомство…
4 класс. Мои родители еле-еле договорились с учительницей музыки о занятиях на фортепиано. В то время было очень модно обучать своих детей игре на различных музыкальных инструментах. В музыкальные школы практически невозможно было попасть, родители правдами-неправдами старались договориться с учителями школьных музыкальных студий. Очень многие занимались, как это сказать, нелегально, то есть в списках учеников их не было. Но родители шли и на такие условия, лишь бы их чада овладели такими необходимыми, как им казалось, музыкальными инструментами.
Я была одной из таких «нелегальных» учениц. Моя учительница, Вероника Сергеевна, мне строго-настрого запретила говорить кому-либо, что я занимаюсь у нее. Что я и выполняла, кроме одного случая, после которого я потеряла учительницу, но нашла ее – Лерку.
– Завтра у меня могут быть люди на уроке, – говорила Вера Сергеевна, когда я воодушевленно играла «Полонез» Огинского, – ты постучишься, заглянешь и, если увидишь кроме меня еще каких-то людей, скажешь, что ошиблась, уйдешь. Ты все поняла?
– Угу, – кивнула я, совершенно не соображая, о чем поет моя учительница, так как клавиша на фортепиано постоянно «заедала», что очень меня нервировало.
Назавтра я, как ни в чем не бывало, притрусилась на занятие по музыке. Без стука завалилась в кабинет, увидела там двоих незнакомых мне женщин, очень вежливо с ними поздоровалась и… увидела, что мой круглый стул возле фортепиано занят и занят далеко не мной…
– Девочка, ты кто?
– Я – Лена Куликова.
– И что тебе тут нужно, Лена Куликова?
– Я пришла на занятие по расписанию, а тут сидит непонятная девочка. А, может, я перепутала время, Вероника Сергеевна?
Тут началось. Вероника Сергеевна начала хвататься за сердце, периодически между этим, принимая валидол. Две «взрослые тети» все пытались выяснить у нее, в каком журнале стоит моя фамилия, и сколько у нее еще таких «учеников». И в этом бурном выяснении всех обстоятельств они напрочь забыли о нас с девочкой, которая сидела за фортепиано.
– Вообще-то, я совсем не непонятная, то есть, не совсем понятная. Не, не так. Я совершенно понятная, – обиженно стала шептать мне на ухо моя новая знакомая, – и совершенно необязательно было называть меня непонятной, когда ты совсем меня не знаешь!
Я
