разговаривал друг с другом – если не считать необходимых бытовых ремарок. Никто не смотрел друг другу в глаза. И уж точно никто не улыбался.
Мэтт пролистал текущий расходный счет, чтобы убедиться, что все в порядке, а потом сделал то же самое с кредитными картами. На его губах появилась слабая улыбка – второй раз за долгое время. На прошлой неделе он увидел, что с карты списались деньги, и на мгновение ощутил радость и облегчение. Около ста долларов ушло на покупку в онлайн-магазине с товарами для праздников. Значит, Селеста что-то себе купила. Похоже, она все-таки решила устроить хоть какой-то семейный праздник и теперь готовилась к вечеринке. Наверняка она просто накупила украшений из уважения к памяти Финна, но Мэтту было все равно. Впервые с того жуткого, кошмарного февральского дня Селеста сделала хоть что-то позитивное.
Оплатив последний счет, Мэтт собрал квитанции, пропустил их через измельчитель бумаги и откинулся на спинку стула. Он понимал, что это обязанность его родителей, но ему было гораздо легче заняться бумагами самому, чем пытаться убедить маму и папу в необходимости этого дела. Он знал: это не навсегда. Мама справлялась… ну, по крайней мере, она делала успехи. Папа полностью сосредоточился на жене, поэтому Мэтту пришлось взять на себя все остальное, пока жизнь не вернется в норму. Хотя бы в какую-нибудь норму.
Он взял со стола письмо и тяжело вздохнул. Оно пришло из МТИ. Университет мог – должен был – стать единственным лучом света в царстве несчастья. Но, по крайней мере, приемная комиссия с полнейшим пониманием отнеслась к ситуации и дала Мэтту академический отпуск на один год. Сказал ли он об этом родителям? Он не помнил. Но что хорошего теперь его ожидало? Год в четырех стенах, в которых правило бал отчаяние? Год в доме, куда никого не пускали? У него оставалась возможность посещать некоторые лекции, но по-настоящему взяться за учебу он не мог. Нужно было подождать, пока… все уляжется.
Если честно, дело было вовсе не в нем. Дело было в Селесте. Да, она заказала какие-то украшения для вечеринки, но едва ли это являлось неоспоримым свидетельством того, что она выходит из депрессии. Селеста оставалась такой же пугающе отчужденной, и, как бы Мэтт ни старался, никаких подвижек не происходило. Но Мэтт знал наверняка: способ вернуть старую Селесту существовал. Должен был существовать. Просто Мэтт его не видел.
Финн наверняка придумал бы, что делать. А вот у Мэтта не получалось.
Его брат ужасно разочаровался бы, увидев, как Мэтт справлялся с проблемами Селесты. Точнее – как он сам считал, – совершенно не справлялся. Но он не знал, что еще придумать, как развеселить ее, как склеить то, что от нее осталось. Чертов Финн. Он всегда продумывал все до мелочей. Да, он любил риск, но хорошо осознавал степень опасности. Он готовился, планировал и действовал с умом. Финн никогда бы не заскочил в лодку просто так и не стал бы сплавляться по незнакомой реке. Ко всем своим безумствам он подходил рассудительно.
Так зачем же в тот день он залез на заднее сиденье
