и рисунку. И твоим, кстати, тоже. Она так балдела от твоих каракулей, ты бы видел!
– Крёстная, серьёзно? А где она сейчас?
– Не знаю. Так получилось, что… кхм… – слезы душили, – что жизнь нас развела. Что ещё помнишь?
– Тебя помню.
– Правда? И какая я была?
– Ну… Всё время грустная. И волосы под косынку убирала. И вообще много таких женщин помню, с косынками. Я иногда даже путал их с тобой. Один раз побежал навстречу такой и только в самом конце понял, что это не ты. А Надя засмеялась, и мне так обидно стало. Я упал на задницу и решил, что ни за что не встану…
– И что?
– Да ничего. Заперли, как обычно, в туалете. А я там, кстати, мыло лизал.
– Чего-о-о? Зачем?
– Не знаю. Оно лежало на полу, возле унитаза, на тарелочке какой-то. Такое, знаешь, коричневое. На шоколадную конфету похожее. И я лизал. Оно сначала кислое, а потом противное…
– О, Господи, Алекс… Им, наверное, горшки ваши мыли, а ты…
И мы рассмеялись.
– А ещё там, между окном и шкафом, стояло ведро, а в нём порошок белый. И он вонял туалетом.
– Как это?
– Ну такой, резкий противный запах, не знаю, как объяснить. Им особенно воняло после того, как полы мыли. А ещё, его, кажется, в унитазы насыпали, и он от этого шипел.
– Ну понятно, это хлорка. Надеюсь, её ты не лизал?
– Лизал.
– Чего?!
– Ну то есть, я хотел лизнуть, но он так вонял, что я чихнул, а потом вдохнул эту пыль и у меня в груди всё болело. Особенно когда кашлял.
Я была в шоке. По крови стремительно расползалась бессильная ярость.
– Алекс, а почему ты раньше мне это не рассказывал?
– Не знаю. Чтобы не расстраивать тебя. – Помолчал. – Мам… А это правда, что ты хотела меня бросить?
– Чего?!
– Надя говорила, что если я буду кашлять, ты родишь себе другого, послушного мальчика, а меня отдашь бабайке. И я иногда лежал в постели и держался изо всех сил, чтобы не кашлять, а потом начинал задыхаться и всё равно кашлял, так сильно, что один раз даже подушка кровью испачкалась. А Надя сказала, что теперь ты точно меня отдашь. А потом, когда ты меня всё-таки отдала, я с одной стороны очень скучал по тебе, а с другой – радовался, что не бабайке, а Нику. Он же мне паровоз тогда подарил, помнишь?
Я не выдержала, резко тормознула у обочины и заревела. Я ведь всегда понимала, что ему плохо в колонии, но чтобы настолько?! И ведь это ещё не детский дом! На зоне я хотя бы была рядом и хоть как-то мешала творить беспредел. Но помогло ли мне это, когда Алекс на целый месяц загремел с той непонятной пневмонией в больницу? Тогда, когда ему лёгкие промывали от гноя и говорили мне, что, возможно, это туберкулёз… А он, похоже, просто сжёг их, к чёртовой матери, вдохнув сыпучей хлорки. А если бы не вдохнул, а всё-таки наелся её? Они сказали бы, что, похоже, у него обострился гастрит или язва прободилась? У ребёнка двух с половиной лет, да?
Но
