ближе и сядь, – вопреки всему своему устрашающему виду, тихо произнес он.
Набрав полную грудь воздуха, Энира выполнила приказ, сев на мягкий стул перед рабочим столом султана. Взирая на девушку сверху, Дамаск испепелял ее взглядом. Внутри всё обрывалось от страха, всё же лира слишком мало знала правителя Эссора, чтобы быть уверенной в благополучном исходе этой истории. Вопреки обуревавшим чувствам, лира спокойно смотрела в содалитовые глаза, которые, казалось, начали светиться.
– Ты не ценишь добро, Энира? – вкрадчиво спросил султан.
На миг замерев, лира смиренно ответила:
– Я ценю добро. А ценишь ли его ты, Дамаск?
По лицу султана пробежала тень смятения. Однако он быстро стер ее и, уже не сдерживая своей ярости, рявкнул:
– Как ты посмела освободить мою пленницу!?
Поигрывая пальцами по ручкам стула, Энира наклонила голову набок, медленно выгибая брови, показывая свое удивление. Ее мысль о том, что султана и Риккарду что-то связывает, подтвердилась. Его взбесил вовсе не побег квихельма, разъярила его пустая камера рыжей девушки.
– Так же как ты посмел ее туда заточить, – словно камень кинула лира в Белого.
Султан тут же подорвался и подскочил к Энире, до боли вдавливая костяшки ее пальцев в ручки стула.
– Я сказал, что ты под моей защитой, и ты решила, что тебе всё дозволено? Что можешь лезть в мои дела? Совать свой нос в дела государства? Ты считаешь, что я не смогу тебя наказать за это? Не смогу казнить?…
Вообще-то лира была уверена, что казнить он ее не сможет, но ярость султана сейчас была так сильна, что любое слово девушки могло привести к печальному финалу. Прекрасно это понимая, Энира отпустила всю свою тревогу в душе, позволяя ей отразиться на лице.
– Я так не считаю, Дамаск, – тихо ответила лира, заставляя свои глаза слезливо заблестеть. – Ты можешь убить, казнить меня, бросить за решетку. Это твое право. Ты султан. Но давно ли ты перестал быть человеком? – лицо Белого вытянулось в маску агрессивного непонимания. – Ты наказал ребенка за грех отца, но почему не наградил за милосердие матери? Не ты ли наречен народом справедливейшим из султанов? Так где твоя справедливость, Дамаск? Где хваленая честность и милость? Почему ты поступаешь так низко, заставляя страдать других, а не виновника своих бед? Ты сам понимал, что Рикка ни в чем не виновата. Ты бессовестно мучил ее. Она голодала, мерзла. У нее даже не было кровати, и она спала на «тюфяке», который больше походил на рваный мешок. Еще немного и она могла бы умереть! Так что не вини меня за то, что я поступила правильно, вместо тебя.
Слишком много всего отразилось в темной голубизне глаз султана. От вины и стыда до явно клокочущего бешенства. Эмоции разрывали мужчину, и он разъяренно ударил в бочину подлокотника стула так, что ножки жалобно скрипнули, меняя свое местоположение. Дамаск нервно заходил, стараясь не смотреть на Светлую.
Понимая, что слова достучались до совести султана,
