вниз.
– Ты ведь не забыла, любимая, – прошептал Берхольд, стягивая его все ниже и ниже, – что со своими вещами, а ты моя вещь, я могу делать все, что моей душе угодно?
Он, оторвавшись от созерцания того, как край шерстяной материи скользит по некогда белой блузке, снова уставился в мои глаза.
– Нет, ты же не посмеешь…
– Могу и хочу, – добавил, резко отбросив одеяло в сторону.
Охнув, я рванула вбок, пытаясь откатиться, но, уткнувшись животом в его руку, не сдвинувшуюся с места, поняла, что оказалась в ловушке. Почему-то мысль о том, чтобы просто ударить его, выцарапать глаза или сломать пару пальцев, даже не посетила в тот момент мою голову. Почему, а главное, когда я превратилась рядом с ним в напуганную светлую, никогда не державшую в руках ничего опаснее вышивальной иглы и не знающую около десятка способов умерщвления невыносимых полукровок?
Хмыкнув, Кир приподнял руку, делая упор на вторую, и выпустил меня из западни своих объятий. Плюхнувшись на то место, где только что я лежала, он накинул на себя одеяло и спокойно смежил веки, а я замерла в углу, глупо хлопая глазами. И что это было? Кир иногда позволял себе глупые и похабные шутки, когда мы были наедине, но я никогда не реагировала на них подобных образом.
Через минуту он ровно задышал и, казалось, заснул. Подтянув колени к груди, я постаралась устроиться поудобнее, только у меня ничего не выходило. На сене под одеялом было и тепло, и мягко. А на голых деревянных досках было неудобно, жестко и холодно. Сквозь щели в полу и стенах проникал холодный воздух, и я начала подрагивать. Удивительно, но прошлой ночью в лесу мне не было холодно, а сейчас, сидя в каком-то хлеву, я вдруг начала мёрзнуть.
– Любимая, – устало выдохнул Кир, – ты решила избавиться от меня, замерзнув насмерть? Не выйдет, иди сюда и ложись.
– Пф! – выдала какой-то странный звук и, мотнув головой, засунула озябшие ладони под мышки, пытаясь их согреть. Осторожно высвободив каплю магии, такую, что даже я ощущала с трудом, заставила ее бежать по венам, разгоняя кровь и согревая.
– Я знаю, – неожиданно произнес он, открыв глаза и смотря куда-то в потолок, – что ты меня не очень любишь.
На это я лишь хмыкнула, стараясь сосредоточиться на своем занятии и не выдать себя перед полукровкой, а Берхольд продолжил:
– Но оказывается, ты настолько черствая и бессердечная сука, а еще глупая и недальновидная, раз решила подвергнуть опасности тех людей, что помогли и приютили тебя. А у них, между прочим, трое детей…
– Что? – Я удивленно вскинула голову, уставившись на него. – О чем ты вообще?
– О том, что я запретил тебе использовать магию, но ты, кажется, не слышишь меня, Ания!
– Я просто не понимаю, что происходит! Я стараюсь понять, действовать по ситуации, но это… Все это выбивает меня из колеи!
– Не важно, что происходит, соберись и думай! Если те люди, что пытались схватить меня и, между прочим, не моргнув глазом
