метка, угольно-черная на фоне бледной кожи. Прищурившись, я разглядела в одном из полумесяцев намек на завивающиеся узоры и выемки в каждом из остальных.
Вертя в руках тетрадь, я рассуждала так: преподобный Хейл просил ее не читать; тем самым он, вероятно, давал понять: не стоит признаваться в том, что просьба не была исполнена. Не мог же он ожидать, что я обуздаю свое любопытство.
Я так мало знала об Аркадии, но после таинственных намеков мисс Давенпорт относительно судьбы предыдущего миссионера не могла не задаться вопросом: что, если разгадка содержится в его дневниках?
Я решительно отложила тетрадь и снова занялась бумагами.
«Перевод Библии на енохианский язык».
Эта фраза, написанная на безукоризненном английском, и стала моим ключом. Если предположить, что передо мной труды того, кто изучал странные символы «енохианского», то строки на латыни могут быть только переводами. Тот же вывод подходил и для заполненных однообразными, неуклюжими каракулями листов бумаги. Их вид напоминал о том, как мы с Лаоном в детстве тренировались выводить свои имена, заполняя ими страницу за страницей.
Я прекрасно владела французским и немецким, которым меня выучили ради поэтических переводов и прочих благовоспитанных занятий. Зато мои познания в латыни и греческом были довольно скудными и, так сказать, заимствованными из книг Лаона.
Тем не менее этого казалось достаточно, чтобы начать сравнивать стихи. Я не думала, что по разрозненным фрагментам сумею собрать воедино целый язык, но узнать несколько повторяющихся слов было мне вполне по силам.
Карты существуют не только для тела, но и для духа. Пусть я и была заперта в Гефсимании, моя душа пела от исследовательского азарта. Я просто не могла не вообразить, что стою на одной из границ нашего познания и вглядываюсь в темную бездну человеческого невежества.
Наверное, глупо было так думать, но последние дни я не находила себе места, а моим душе и разуму для поддержки не хватало одного лишь хлеба. Получив теперь нечто большее, я с нетерпением погрузилась в тайну.
Мои пальцы зудели от желания записать какие-нибудь из моих предположений. Не стоит пытаться немедленно осмыслять и опровергать случайные догадки, лучше отложить это на потом. Сжимая в руках дюжину разрозненных страниц, слишком легко прийти к поспешным выводам, а опыт научил меня, насколько в подобных делах важна методичность.
Я отвлеклась от работы и заметила, что дверца, ведущая в пустоту, не заперта. Прошлые несколько раз я относила подобное на счет собственной небрежности или забывчивости, но теперь во мне начало расти подозрение. Стараясь не придавать этому значения, я накрепко заперла засов.
Это всего лишь дверь. Бояться тут нечего.
Взглянув на замок, я заметила, что на нем выгравированы маленькие заостренные символы. А поднеся свечу ближе, увидела, что они похожи на те, которыми были исписаны найденные мной бумаги. Это даже могло оказаться слово, которое я сумела бы перевести. Предвкушая
