держаться и разреветься в голос. Лошади тронулись в путь, но Аделаида все еще продолжала смотреть на низкую часовенку и сгорбленную фигуру старого священника. Как же тяжело ей было оставлять за спиной этого человека, и родной поселок, растянувшийся по берегу неспокойного моря. Она была так счастлива здесь, особенно, когда была жива ее мать. Воспоминания снова перенесли ребенка в старую лачугу, в которой они жили. Мама. Мамочка. Такая красивая. Она всегда улыбалась. И пусть еды иногда не хватало, зато вместо ужина мама потчевала дочь занимательными историями и рассказами. Мария Лурье занималась не очень почетным и не особенно прибыльным, однако самым доступным для одинокой молодой женщины ремеслом – она была проституткой. Их рыбацкий поселок примыкал к небольшому портовому городку Сан Жан де Люз, гордостью которого была не только мощеная камнем пристань, но построенный недавно храм Иоанна Крестителя. И хотя ремесленники и мастера еще трудились над его отделкой, однако важный и толстый епископ Брандерский присланный из самой столицы Панплоны уже проводил праздничные богослужения. Хотя, сказать по чести сама Адель ни разу не видела этот величественный храм, так как очень редко бывала в городе. Обычно маленькая Аделаида вставала рано и съев сухарик или кусочек рыбы оставшейся с обеда бежала играть с остальными ребятишками к морю или собирала по берегу красивую гальку. А иногда даже получалось найти выброшенную на берег рыбу. И пусть она была уже дохлой и невкусной, зато вполне съедобной, и главное бесплатной. Мама после работы в порту приходила лишь к утру и спала до обеда. А вот вторая половина дня принадлежала только им двоим. Как же Адель любила их неспешные прогулки по берегу моря или тихие беседы перед чадившим полуразрушенным очагом. Им никогда не было скучно вдвоем в своем маленьком мирке. А еще больше их сближала тайна. Мама знала грамоту. Сама Мария никогда не говорила кто научил ее читать и писать, но с раннего возраста она ежедневно обучала этим редким навыкам дочь. В деревне лишь отец Бенедикт, служащий писарем в старой часовне все это умел. Да и в самом городе наверное только священники и сам сеньор де Уртубье понимали эту сложную грамоту. И если бы в округе узнали что нищая пришлая проститутка умеет читать и знает латынь, то появилось бы слишком много вопросов, ненужных вопросов. Впрочем Адель не было до этого никакого дела. Вечерами, когда мать уходила в порт работать или приводила очередного клиента домой, Адель убегала в часовню и часами смотрела как отец Бенедикт выводит гусиным пером красивые буквы на дорогой желтовато белой бумаге. Вот уже более десяти лет пожилой священник делал копию с «Истории христианства» написанной Константином еще несколько веков назад. Это работа постепенно стала смыслом всей его жизни. Еще давно, когда зрение его было зорко, а рука точна святой отец нарисовал витиеватые заглавные буквы, украшающие начало каждой страницы. В их необыкновенных узорах можно было без труда угадать и зверей и птиц и фигуры людей. Сейчас же старик дрожащей рукой едва мог выводить ровные буквы. Однако он никогда и никому не признавался что едва различает шрифт на желтоватой бумаге. Он первый заметил любознательность и смекалку у пятилетней малышки и стал с нескрываемым удовольствием обучать Адель письму. Он и нарадоваться не мог, когда девчушка буквально на лету схватывала его сложные уроки. Ему было и невдомек, что Аделаида с матерью ежедневно учила буквы.
Маленький уютный мирок девочки разбился однажды вечером, когда городской стражник не утруждая себя выбором выражений объяснил Адель что ее мама мертва. Еще утром моряки нашли труп проститутки в доках. Видимо кто-то позарился на ее скудный заработок так как при ней не нашли даже самой мелкой монеты. И вот так в возрасте шести лет малышка осталась не только одна, но и на улице. Родственников у матери в округе не было, а об отце своем Адель ничего не знала, давобщем тои не хотела знать. Из лачуги, даже не дождавшись похорон ее выгнала хозяйка, забрав все вещи и утварь в оплату какого-то долга. Взяв лишь тряпичную куклу и маленький голубой шелковый платочек с вышитой буквой «А», последний подарок матери, девочка побрела к тому, кого хорошо знала. Отец Бенедикт с радостью принял у себя малышку, тем более что она уже подросла и могла немного помогать по хозяйству. Так они и проводили долгие зимние вечера: святой отец всю светлую часть суток сидел за книгой, аккуратно вырисовывая непослушной рукой буквы, а Адель сделав свою нехитрую работу присаживалась рядом и с открытым от изумления ртом наблюдала как на бумаге появляются ровные красивые буквы. Прошли месяцы, сначала старый священник разрешил девочки разводить краску и выводить простые несложные буквы, а потом, неоднократно убедившись что ее буквы значительно ровнее и четче его собственных, позволил ей помогать. Недолго. Лишь две-три строчки в день. Но с какой же гордостью Адель выполняла эту сложную работу. В начале лета из столицы стали приходить новости о смуте и мятежах. Конечно все эти разговоры ходили давно, знатные лорды даже снег зимой не могли между собой поделить. Но уж если соединяли свои силы – добра не жди. Все это не слишком интересовало маленькую девочку, но по тревожным голосам взрослых она понимала что происходит что-то неприятное, а возможно даже опасное. Впрочем люди в поселке жили своей жизнью, своими маленькими бедами и радостями. Им не было особого дела ни до короля, ни до всей остальной жадной своры. Пока
