которая, они твердо знают, вмещает всю правду и состоит из одной только правды.
“Как можно выше, чтоб всему миру зримо было, жрецы и вожди обоих народов возносят над головами святые книги – бесспорный довод правоты – и указуют на них перстами и провозглашают, что, вот, написано: это – наша земля! Книги думают за своих невольников, да разве зеркало в помощь слепому? Книги – что порох, и нет безвредных книг. И то горе, что и те, кто в оппозиции к жрецам пребывают, этот жреческий клик приемлют!” – так мыслит Бернар Фальк.
Пожалуй, старик сгущает краски. Нельзя забывать, что в стране Эрцель существуют две партии – Левая и Правая. В запальчивости Бернар не замечает Левую, адепты которой хотят мира с герами и почитают серую линию.
Правая партия жалуется, что, наперекор душевному влечению к ней эрцев, газеты ее не любят и настраивают народ в пользу Левой. А Левая партия твердит, мол, это враки.
Вот, в здании одной из авивских газет, в конце коридора, в фойе, уселись в креслах двое. Напротив Райлики, новой помощницы секретаря, расположился Шай Толедано – один из редакторов, мужчина средних лет и строгих правил. Шай знаком с Итро Оксом и с Гиладом. Последний ходатайствовал за сестру, чтоб поберег ее от каверз, чинимых новичкам.
– Нравится тебе у нас, Райлика? – спросил Шай.
– Не скучно здесь. А что, Шай, разрешат мне отпуск?
– Через полгода работы? Попробую попросить за тебя.
– Спасибо, Шай.
– И зачем тебе понадобился отпуск сейчас?
– Да так, с родителями побыть… – замялась Райлика.
– Темнишь! Я знаю от Итро и от Гилада, какую штуку твой отец задумал. Собрались в путешествие в страну Ашназ, на полтора века назад. Хотите привезти Свиток.
– Что вы думаете обо всем этом, Шай?
– Ты знаешь, я – человек религиозный, и верю в вечность народа эрцев. Я полагаю, задуманное возможно, хоть и звучит невероятно. А ты что скажешь?
– Не знаю. Хочется новизны. Не отправилась в путешествие, уступила родителям. Теперь поеду с ними.
– Вернешься – расскажешь.
– Шай, пусть никто из наших не узнает о поездке. Засмеют.
– Разумеется, Райлика! И ты не проговорись. Если до Роны дойдет, что я верю небылицам, погибла моя репутация серьезного аналитика.
– Кто упоминает мое имя всуе? – воскликнула вошедшая Рона.
– О, Рона! А я как раз рассказываю Райлике о зачинателях нашей газеты, – не моргнув глазом, соврал Шай.
Рона Двир, дама солидных лет, высокого роста, энергичная и решительная, уселась в кресло. Она – ветеран, праматерь новой авивской прессы. Рона – старший редактор, ее слово, как камень весомо и твердо, а авторитет незыблем.
– Какого мнения о нашей газете держится твоя юная подопечная? – спросила редактора старший редактор и при этом покосилась на Райлику. Взгляд Роны был строг, но голос выдавал доброту.
– Райлика
