на блеклом скучном лице. Если бы не расшитый золотыми галунами мундир да шпага с богато украшенным эфесом, его с этой деревянной выправкой можно было бы принять за камер-лакея.
– Ваше высочество, соизвольте подать помощь ее высочеству, – быстро нашлась бойкая Юленька, – Ей сделалось дурно, надобно проводить ее…
Тонкие губы Антона-Ульриха едва заметно дрогнули, на них отразилась презрительная усмешка. Надо отдать ему должное: он слаб и безволен, но отнюдь не глуп и хорошо понимает свое унижение в этом несчастливом и натужном браке. Раньше, когда унылого тогда еще принца воодушевляла надежда на взаимность черноволосой красавицы Аннушки (поначалу он и вправду был сильно увлечен ею!), он уже давно стоял бы перед ней на коленях, покрывая холодную белую ручку поцелуями. Но сейчас он лишь повернулся на паркете в своих гнусаво скрипнувших кирасирских ботфортах и обронил через плечо холодно – как сосулька упала с крыши в лужу:
– Надобно обратиться к лейб-медикусу, меня же увольте. Уповаю, нынче вечером этот прискорбный пассаж не освободит вас от присутствия на ассамблее, моя высочайшая супруга, равно как и вас, госпожа Менгден.
По-русски Антон Ульрих говорил отменно, даром что жил в России много меньше, чем Аннушка. Однако почему-то всегда выбирал для своих фраз самые ходульные и вычурные конструкции, своей нелепостью очень похожие на него самого. Ботфорты медленно проскрипели прочь, и где-то в дальней анфиладе покоев чеканно грохнули приклады ружей – часовые взяли на караул своему главнокомандующему. Служба есть служба!
– По крайней мере, он деликатен, вовремя убрался! – хихикнула Юленька Менгден, не торопясь размыкать объятий. Аннушка решительно отстранила ее и, проведя энергичную комбинацию телодвижений, умудрилась сама выпутаться из тяжелых кринолинов и встать. С неожиданной решительностью схватила подругу за руку и рывком поставила на ноги, сказав:
– Это вообще-то должна была сделать не я с тобою, а ты со мной! И больше не позволяй мне вот так валяться, Жюли, что бы ни случилось! Не хочу быть слабой… – тут голос Аннушки сорвался, и она совсем по-детски всхлипнула, – Даже если суждено мне унизиться перед Елизаветой, – закончила она шепотом.
– Ну что ты, Аннушка, – ответила верная Юленька, которую, казалось, ничего не могло обескуражить, – Не бойся, мы успеем тебя короновать. Ты будешь императрица всероссийская Анна Вторая…
– А как же сын? – вскинулась юная правительница. – Ведь он – император по завещанию тетушки.
– Он примет корону из твоих рук, когда подрастет, – легко, словно речь шла о самых обыденных вещах, отозвалась Юлиана Менгден.
Но коварное дворцовое эхо слышало этот разговор и уже повторило по- своему. «Не примет… Не успеем… Не Анна Вторая… Елисавета Первая…».
***
Так и сбылось. Как нашептало дворцовое эхо. Оно всегда говорит правду. Злую правду, горькую! Ах, если бы доброе эхо завелось в этом
