няня Арина укачивала похныкивающую Оленьку. Сергей Львович прислушался:
Ай, баю – баю – баю!
Не ложися на краю,
Ты ложись у стеночки
На мягенькой постелечке.
Баю – баюшки – баю!
Не ложися на краю.
Придёт маленький волчок
И ухватит за бочок…
Похожую, но не точно такую песенку пела и ему в детстве крепостная няня. Он подумал, что именно под эту колыбельную засыпала его Надя, когда была маленькой, ведь Арина происходила из села Кобрина, петербургского имения Марьи Алексеевны, где росла жена.
Напевный голос любящей няни скоро успокоил малышку. «Уснула наша Занавесная Барыня», – умилился отец, вспомнив прозвище, данное Ариной Оленьке, когда та была ещё грудной. Матери тогда показалось, что дочурка начала косить глазками, поэтому во время кормления грудью ей их прикрывали платочком, чтобы зря не напрягалась, таращась на няню с близкого расстояния. Скоро девочка косить перестала, но иногда её ещё называли младенческим прозвищем…
Тут послышался громкий вскрик роженицы и вслед за ним тоненький, похожий на мяуканье, плач младенца. Сергей Львович встрепенулся. «Слава Богу, кажется, разрешилась!» – пронеслось у него в голове. От жены вышла Марья Алексеевна и сообщила радостную весть:
– Поздравляю! Сын! Здоровенький.
– А Надя?
– Слава Богу! Благополучно. Надобно погодить. Пока не всё, – остановила тёща зятя, рванувшегося было к двери. – Ульяша, пора! – позвала она свою дворовую.
Ульяна Яковлева, сметливая дворовая баба лет тридцати, которая по мысли Марьи Алексеевны должна была стать няней, прошла в комнату с заранее приготовленным приданым для новорождённого.
Сын! Наследник! В душе Сергея Львовича всё ликовало, он с трудом дождался, когда дверь, наконец, открылась, доктор вышел, поздравил его и, получив плату, откланялся.
Ольга Васильевна держала на руках расшитый кружевами конверт, откуда выглядывало крошечное красноватое личико. Из – под белого чепчика выбились чёрные кучерявые родовые волосики. Хорошенько разглядев сына и слегка погладив его по головке, Сергей Львович подошёл к жене.
Уставшая Надежда Осиповна лежала на кровати, глаза её выражали одновременно и страдание, и радость.
– Поздравляю, Надюша, – сказал он, надевая на палец жене золотое колечко.
– Мерси. Как тебе сын? – чуть слышно спросила она.
– Слава Богу, хорош! На арапчоночка похож.
– В Ганнибалов пошёл, – согласилась Марья Алексеевна, но тотчас добавила: – И от Пушкиных в нём много чего. Носатенький мальчишечка, а глазки будто бы не тёмные.
– Что правда, то правда, – подтвердила Ольга Васильевна.
– Александром надо его наречь, – предложила Марья Алексеевна, – в честь племянника моего Александра
