ждали трепетно вестейИз дальних волостей суровых.
Анета, в храм войдя, порой
Молилась пылкою душой,
Чтоб сняли с них скорей оковы.
В общенье, играх, развлеченьях
На даче месяц пролетел.
И двадцать первый рожденья
Анеты вихрем отшумел.
Прохладой тянет предосенней
Из приоткрытого окна.
За столиком сидит она,
Записывает впечатленья
В альбом, воображеньем ярким
Событий оживляя ряд:
Беседы, шуточки, подарки,
Свой ослепительный наряд,
За ужином забавы, песни…
Упоминает всех гостей,
Явившихся на праздник к ней,
В особенности интересных:
«Приехали на день рожденья
Голицын, Гнедич, брат мой Львов
И Пушкин, по обыкновенью,
За ними Глинка и Крылов.
Red Rower, как я называю
Поэта, кажется, влюблён
В Закревскую. Толкует он
Мне всё о ней, не преставая,
Заставить ревновать желая,
Но сам же тихим голоском,
Предмет любимый оставляя,
Мне молвит нежности притом.
Но был любезный, добрый, милый
Казак героем дня сего…
И лишь доверчивость его
Мне беспокойство приносила…»
Анета, записью довольна,
Закрыв дневник, идёт к окну,
Вдыхает чистый воздух вольный,
Недолго смотрит в вышину,
Внимая сказке звёздной ночи,
И, успокоившись душой,
Ложится на диванчик свой.
Смежает сон ей тихо очи.
VII
Конец августа 1828 года
Желтеют меж зелёных сосен
Берёзки, клёны вдоль дорог.
К ним тихо прикоснулась осень,
Едва ступивши на порог,
И начинают падать листья.
Чуть голубеет свод небес.
Багрянцем украшают лес
Рябин нетронутые кисти.
Звенит бубенчик под дугою —
Неутомимый балагур.
В именье, сердцу дорогое,
Поэт, покинув Петербург,
Вновь едет. Ныне приглашенье
Олениных он получил,
В Приютино к ним поспешил,
Важнейшее приняв решенье.
Он долго думал перед этим,
Сомненьем тягостным томим,
И образ ангельский Анеты
Всё время оживал пред ним.
Поэт объятий Аграфены
Забыл мучительную сласть:
К Закревской он иную страсть
Питал, мечтая сокровенно
Всё ж на Олениной жениться,
Найти родную душу в ней,
Семейным счастьем насладиться
И быть во всём опорой ей.
Хоть маменька её, конечно,
Себя сурово с ним ведёт,
Её отец его поймет:
К поэту относясь сердечно,
Радушный Алексей Оленин
Его ценил и привечал.
В восторге от его творений,
Заглавный лист нарисовал
Он для «Руслана и Людмилы».
Умён
