внимание Болетты привлекли ходики, утекающие из них секунды, ее как будто коснулись тени стрелок. – Вера, я опаздываю на работу! Мне надо привести себя в порядок! Открой, пока я не опоздала на службу. – Пра схватила ее за локоть. – На службу? В такой день? – Ты думаешь, в мирное время люди не перезваниваются? – По правде говоря, я считала, у них нет на это ни сил, ни времени. – Болетта отпихивает Пра в сторону. – Вера, милая, знаешь, что я придумала? У меня завтра выходной, давай сходим в парикмахерскую на Адамстюен? – Теперь Пра отодвигает дочь: – Парикмахерша с Адамстюен! Фи и фу! – Цыц! – Ты думаешь, парикмахерше нечем заняться, кроме как обслуживать клиентов? Ошибаешься! – Это просто предложение! – Предложение? Да ты ни о чем другом вчера вообще не говорила! – Не выдумывай. – Да, ты сказала, что у меня прическа как у бродяжки. Я этого не забуду. – Я сказала, что ты старая ведьма, вот и все.
Тут Вера снова захныкала за дверью, тихо, бессильно, едва слышно. Болетта вздрогнула, дернулась, прижалась к матери. – Я так боюсь, – прошептала она. – Только б она с собой ничего не сделала. – Сделала с собой? Что ты несешь? – Ой, я уже не знаю. – Еще немного, и мы тут все начнем заговариваться. – Пра повернулась к двери и решительно постучала, три раза. – Вера, это я. Выходи немедленно, я больше не могу терпеть! – Но Вера не открывала и не отвечала. Только бубнила без остановки. Пра еще трижды стукнула в дверь, не жалея сил. – Послушай, ты ж не хочешь, чтоб твоя несчастная бабка ходила в туалет в мойку на кухне, а?! – Две женщины замерли, щека к щеке, слыша дыхание рядом и ловя каждый звук из ванной, где вдруг все стихло. Вера не курлыкала, и даже вода не шумела. И вот тогда Пра взяла разбег. Особо разбежаться было негде, но она все же кинулась на дверь, выставив вперед плечо. Тщетно, и Пра принялась биться в дверь раз за разом, она выгнула спину, подняла плечи, втянула голову и стала похожа на быка, быка, разъяренного исступленной силой горя, и этот бык налетел на дверь и вышиб ее с треском; Пра едва не грохнулась об пол, но Болетта успела подхватить ее, и они замерли на пороге в ужасе от того, что открылось взору, но успокоенные, у них отлегло от сердца, хоть и тряслись поджилки, потому что Вера была жива.
Она сидела в ванне, свесив одну руку за изогнутый бортик, а в воде черного цвета плавала щетка, жесткая кухонная половая щетка, и Вера не заметила их, а может, не пожелала увидеть, она уставилась в никуда, как накануне на чердаке, и глядела в него безотрывно глазами, слишком большими для лица, ясными и почти черными, кожа на шее, груди, плечах и лице была содрана полосами, точно она пыталась смыть ее с себя, соскрести и выкинуть. Худенькое тело била дрожь.
Болетта опустилась на колени перед ванной: – Вера, дочка, милая моя, что ж ты натворила?! – Серая, остывшая вода мало-помалу переливается через край. Вера молчит. – Все уже прошло. Все позади. Чего теперь бояться. – Старуха села на бак с грязным бельем, в углу, она трет плечо и вздыхает. Болетта опасливо проводит ладонью по руке
