на его лице.
Я всегда отличался непокорным нравом. Вот и сейчас восстаю против общественной морали с её утверждением, что телесное соитие со сменой женщин – явление здоровое, даже духовное, предписанное богом Купидоном, и что оно необходимо и телесному, и душевному здоровью. Боюсь, что уподобление жителям библейских Содома и Гоморры может привести республику к завоеванию жестоким врагом.
Прихожу к выводу, что наслаждение взаимностью в любви не безгранично. Каждый получит столько радости, сколько позволят ему Небеса. Всё, что сверх того, отнимается изменой, плохим самочувствием или нелепой ссорой.
Я не имел намерения погрузиться в блуд, а жаждал обрести взаимность в любви, исключающую необходимость блуда. Иногда мне кажется: если бы провидение не возжелало моих любовных приключений, оно сделало бы счастливой мою первую любовь. Жизнь осуждает грешника, прежде лишив того, что позволило бы ему не грешить. Мир похитил у меня мою любимую Бетти, и ему пришлось возместить урон лучшим из того, что у него имелось.
И только с большим опозданием я смог осознать, что сильные чувства – величина непостоянная. Сильные чувства помогают стать человеком, но мешают оставаться им. Семья нужна не для того, чтобы ты был счастлив, а чтобы в несчастье не был одинок. Она – святое место, где воплощённую душу принимают в земную жизнь и провожают в жизнь вечную.
Лишь с годами становится ясно, что в блуде многие люди стремятся воплотить неосознанную мечту о райском блаженстве вопреки воле Божества.
Все осуждающие меня правы. Но они забывают, что совершенными все люди могут быть только в совершенном обществе, где нет тёмных сил, способных извратить в человеке его лучшие побуждения. И только христианин помолится о спасении моей души, полагая, что дух милости сильнее буквы закона. Осознав, что в истории человечества кто-то должен был пройти и этот путь ради предостережения многих, ибо воспитание есть восполнение недостающего испытания.
Не знаю, кто более грешен: я или тот, кто меня обличает. Меня будут осуждать, умирая от ненависти, за то, что жил в поисках любви. Но сама жизнь противится тем, кто, впадая в другую крайность, хочет видеть её унылой. Это говорю вам я – заблудший грешник и весёлый жизнелюбец Джакомо Казанова, и если я перестану быть собой, мир сойдёт с ума от собственного совершенства!
Так считала моя весёлая половина лица, его грустная половина осознавала, что светлые силы наказывают нас за тёмные дела, тёмные – за дела светлые. Но мне казалось, что жизнь не сводится к чёрно-белой палитре, и что в картине её настроений должны присутствовать и другие цвета.
Если многие радости греховны, не грех ли безрадостная жизнь в мире, где злая воля препятствует счастливой любви и потворствует кровопролитным войнам?
Не претендую на дар писателя. Всё, что могу предоставить читателю моих строк, – это два лица моего отношения к жизни: веселящее кровь и щемящее сердце.
Понимаю
