по-домашнему. Казалось, что бас Иоланты перебивает стук колес поезда и бешеный свист ветра за окном, предвещающий пургу. Уже вечерело. Иоланта достала из кармана необъятного цветастого платья изящную в кожаном переплете записную книжку: «А что, дорогие мои, не почитать ли мне вам прозу собственного творчества?», – и она окинула пытливым взором попутчиков. Девушки чуть ли не в унисон спросили: «Страшную?». Иоланта рассмеялась: «Не без этого! Ну так слушайте и внимайте своими чуткими ушами…»
«…Сидоров широко развел руками: «Красотища-то какая! Есть, где развернуться!». Он еще раз окинул горящим взором огромное поле, поросшее высокой травой вперемежку с одинокими молоденькими деревцами, не по возрасту раскидистыми, с густой листвой. Да, душа радовалась, что тендер выиграл именно он – Сидоров! Когда-то последний ученик, шалопай и бездельник, а ныне – уважаемый бизнесмен. Он уже представлял, как это бывшее городское кладбище, всеми запущенное и всеми давно забытое, превратится в современный жилой микрорайон.
…Мысли в голове зафеерили, дали волю фантазии – и Сидоров не заметил, как зацепился за кусок проволоки и упал. Густая трава мягко приняла его в свои объятия. Он глубоко, с удовольствием вдохнул ее пряный аромат, приник к земле. И неожиданно провалился лицом в черный проем…
…В полусвете, в этой дыре он вдруг встретился с пустыми глазницами истлевшего от времени мертвеца. «Ну, что уставился? – вдруг прохрипел скелет до боли знакомым голосом, – своих не узнаешь? Да не ворочай ты так глазищами-то, племянничек! Это я – дядя Петя!». И мертвец смрадно и радостно заржал в лицо обезумевшему от ужаса Сидорову…
…Сидоров пролежал без памяти до самого вечера. Легкий летний ветерок, наливающийся прохладой, привел его в чувство. Ватные от пережитого страха ноги волокли тело Сидорова домой, голова была пуста, все мысли, похоже, испуганно забились куда-то в один угол и боялись высунуться…
…После всех передряг, пережитого кошмара, после холодного отрезвляющего душа, свежий и бодрый Сидоров, сидя в кресле-качалке, уже подсмеивался над собой. А после третьей рюмки водки все происшедшее с ним мудро списал на солнечный удар, больное воображение и нервную усталость.
…Сидоров блаженно вытянулся в кресле, потом вспомнил, что нужно позвонить по делу. Он нехотя встал, поднял брошенный второпях пиджак, сунул руку в карман за мобильником. И вместо него нежданно-негаданно вытащил помятую, початую пачку «Примы»!
…Это были любимые сигареты дяди Пети. Сам Сидоров давно не курил и берег свое здоровье до фанатизма…»
…Иоланта отпила немного чая из стакана, чтобы смочить осипшее горло, и приступила к следующему рассказу.
«…Шаткий мостик, скрипящий старыми досками, уже был близок. Под ним в ночи блестела крохотная речушка, белые лилии на воде схватывали на мгновение лунный свет и тут же исчезали в темноте.
Они шли по мягкой шелковистой траве. Худенькая
