target="_blank" rel="nofollow" href="#n3" type="note">[3]
Снова взялся за вырезку и дважды внимательно перечитал. Свернул, положил на стол, внимательно осмотрел площадь. Вынул зажигалку, поджег край вырезки, уронил горящую бумагу в пепельницу. Тщательно проследил за тем, чтобы не осталось несгоревших клочков, потом раздавил пепел концом сигары. Вдохнул глубоко, вытащил мобильный телефон и набрал длинную последовательность цифр.
После первого же звонка в трубке раздалось резкое:
– Ja?[4]
– Клаус? – осведомился мужчина.
Собеседник узнал голос и ответил дружелюбно:
– Buenos dias, Señor Fischer[5].
– Клаус, для тебя есть работа, – сказал Фишер по-испански.
– Я готов, сэр.
– Работа из двух частей. Первая – сбор информации, расследование. Вторая подразумевает физический контакт. Начинать немедленно.
– Я в вашем распоряжении.
– Хорошо. Сегодня вечером я позвоню из Гватемала-сити, дам подробные инструкции.
Хотя линия была безопасной, Клаус задал вопрос, используя условный код:
– Каков цвет задания?
– Синий.
– Можете считать работу успешно завершенной, сеньор Фишер! – отрапортовал Клаус по-солдатски.
– Не сомневаюсь, что на тебя можно положиться, – ответил Фишер и отключил связь.
Глава 17
Лейтенанта будто обволокло пуховое одеяло – уютное, теплое, убаюкивающее… Но среди блаженного забытья снова заговорил крошечный участок рассудка, не поддавшийся дреме. Выговорил одно слово: «Гипотермия».
Ну и что?
«Ты умираешь!» – предупредила часть рассудка, еще способная мыслить логически.
Голос ее был как болтовня назойливого собеседника, которого не уймешь и тему не сменишь – упорно твердит об одном и том же. Но жутковатое слово «гипотермия» впечаталось крепко, потащило назад, к реальности. Ведь все симптомы налицо: ощущение невыносимого холода вдруг сменяется теплом, хочется спать, вялость, апатия.
Господи боже, и он, Винсент д’Агоста, почти сдался!
– Идиот, ты же умираешь! – крикнул он себе.
Зарычал, напряг все силы, чудовищным напряжением воли заставил себя встать. Заколотил по непослушному телу, зашлепал, стараясь пробудить чувствительность. Дважды сильно ударил по лицу – и снова ощутил укол холода. Ударил себя так, что не устоял на ногах, поднялся снова, трясясь, будто раненое животное.
От слабости д’Агоста едва держался на ногах. Ноги пылали болью. Голова раскалывалась, в рану словно тыкали железом. Лейтенант затопал, заходил кругами, то обнимая себя, то охлопывая, стряхивая снег, вопя во всю глотку, призывая боль вернуться. Теперь она значила выживание. Потихоньку вернулась ясность рассудка. Д’Агоста топал, подпрыгивал. И не сводил глаз с
Да?
Добрый день, сеньор Фишер
