приставать – только скажи. – А потом добавил, повысив голос: – Моей метле не терпится попробовать чьей-нибудь задницы.
И это возымело действие. С того самого дня, завидев Нуру, братья выстраивались по сторонам переулка, словно почетный караул. И только один не сдавался.
– Ты красивая, – шептал он вслед девочке. – Я хочу на тебе жениться.
Он был толстый, белокожий, краснощекий и младше Нуры.
Как-то раз братья засмеялись:
– Дурак! Она же мусульманка.
– Тогда я тоже стану мусульманином! – отчаянно закричал карапуз.
Кто-то из старших отвесил ему оплеуху.
Толстяка звали Морис, другого Гиоргиос. «Смешные имена», – подумала Нура. Ей стало жаль малыша, который теперь ревел белугой.
– А я все равно стану мусульманином! – упрямо вопил он. – И я люблю Мухаммеда больше, чем тебя!
Он заработал еще одну оплеуху и сильный удар по ноге. Морис всхлипывал, не сводя глаз с дома Нуры, как будто ждал оттуда поддержки.
Вскоре раздался голос его матери, и мальчик, повесив голову, поплелся домой. Прошло еще немного времени, и Нура услышала крики, ругань и отчаянные детские мольбы.
С этого дня Морис прекратил все разговоры о женитьбе и стал избегать соседки, как чумной. Как-то раз мальчик сидел возле своего дома и всхлипывал. Завидев Нуру, он отвернулся к стене. Девочка остановилась. Она увидела его опухшие, красные уши и поняла, что малыш только что получил взбучку. Нуре стало жаль его. Она подошла и осторожно тронула Мориса за плечо. Он сразу перестал плакать и повернул к ней улыбающееся сквозь слезы лицо, по которому тут же принялся тщательно размазывать рукавами слезы и сопли.
– Нура… – удивленно прошептал он.
Девочка покраснела и убежала домой. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, когда она отдавала матери бумажный пакет с луком, купленным в лавке зеленщика Омара.
– Продавец тебе сказал что-нибудь? – спросила, глядя на нее, мать.
– Нет, – ответила Нура, направляясь к двери, чтобы посмотреть на Мориса.
– На тебе лица нет. Натворила что-нибудь? – продолжала допытываться мать.
– Нет, – повторила Нура.
– Подойди-ка, – велела мать, – я все прочту у тебя на лбу.
Дрожа от страха, Нура приблизилась и встала перед матерью в ожидании ее приговора.
Та долго вглядывалась ей в лицо.
– Иди, ты ничего плохого не сделала, – наконец разрешила мать.
И в течение нескольких лет после того случая Нура верила, что мать может прочитать на лбу все ее злодеяния. Поэтому каждый раз после встречи с толстым мальчиком она смотрелась в зеркало и терла лицо оливковым мылом, которое потом тщательно смывала водой.
Мать вообще казалась ей странной женщиной. Она как будто чувствовала на себе ответственность за
